JК
Копье Крома :: Фрост Донован
Страница: 102 из 157Свет все лился и лился, рокочущий голос сотрясал все нутро Конана, и в этом свете плавали, распускаясь цветами неземной красоты, яркие картины.
Голос повелительно звал его куда-то вдаль, в сердце пустошей, где вкруг грозной крепости готовился к бою его, Конана, и его, Крома, народ, где, затмевая белым сиянием тучи воронья, парило копье. С лезвия вниз лились потоки алой крови.
Затем появилась деревня, в которой юноша остановился вместе со своим пленником. Но она была еще жива – курились дымки над домами, лаяли собаки, из кузницы раздавался тревожащий звон молота и наковальни. Разумеется, были и люди.
Вот один из них взмахнул рукой, глядя в небо, словно бы узрев сквозь туманную хмарь чертоги бога. Лицо человека надвинулось, прояснилось, и Конан узнал охотника, того, что спас его от волчицы. Голос рокотал, алмазные световые лучи били в глаза, шрамы, оставленные волками на еще детском теле, вспыхнули, словно к ним прикоснулись раскаленным железом.
Затем – ничего. Только парение над облаками, в самой Небесной Тверди, среди света, льющегося отовсюду, и твердого, как адамант.
Легкость, невыразимая легкость, которая наполняла все его существо, заставляя кувыркаться в волнах этого света, этого голоса. Лишь шрамы все больше наливались болью.
Еще один диковинный цветок распустился, открывая новую картину. Рыжебородый Атли смотрит, как горит киммерийская деревня.
Голос повелительно звал его куда-то вдаль, в сердце пустошей, где вкруг грозной крепости готовился к бою его, Конана, и его, Крома, народ, где, затмевая белым сиянием тучи воронья, парило копье. С лезвия вниз лились потоки алой крови.
Затем появилась деревня, в которой юноша остановился вместе со своим пленником. Но она была еще жива – курились дымки над домами, лаяли собаки, из кузницы раздавался тревожащий звон молота и наковальни. Разумеется, были и люди.
Вот один из них взмахнул рукой, глядя в небо, словно бы узрев сквозь туманную хмарь чертоги бога. Лицо человека надвинулось, прояснилось, и Конан узнал охотника, того, что спас его от волчицы. Голос рокотал, алмазные световые лучи били в глаза, шрамы, оставленные волками на еще детском теле, вспыхнули, словно к ним прикоснулись раскаленным железом.
Затем – ничего. Только парение над облаками, в самой Небесной Тверди, среди света, льющегося отовсюду, и твердого, как адамант.
Легкость, невыразимая легкость, которая наполняла все его существо, заставляя кувыркаться в волнах этого света, этого голоса. Лишь шрамы все больше наливались болью.
Еще один диковинный цветок распустился, открывая новую картину. Рыжебородый Атли смотрит, как горит киммерийская деревня.