JК
Коллекция профессора Стаха :: Самбук Ростислав Феодосьевич
Страница: 11 из 117Уже добравшись до аллеи, вспомнил, что оставил финку, метнулся назад, вытащил её, огляделся и, увидев, что никого вокруг нет, направился к лестнице, ведущей к верхнему парку.
Хотелось что есть сил бежать отсюда, но заставлял себя идти не спеша. На лестнице переложил пистолет во внутренний карман пиджака и, перепрыгивая через ступеньки, поднялся наверх. Пересёк верхний парк, вышел на улицу и сел в трамвай. Только через несколько остановок понял, что едет не в ту сторону. Пересел и доехал до вокзала. Вскоре он уже сидел в электричке.
С утра Балабан любил понежиться в постели: во-первых, избегал лишних разговоров с матерью, почему-то считавшей, что ему непременно надо самому зарабатывать на хлеб; во-вторых, навёрстывал недоспанное в колонии с её ранними подъёмами и суровым режимом. Но сегодня, услышав, что мать уже хлопочет у печки, зевнул и вылез из-под тёплого одеяла. В сенях выпил кружку холодной воды, протёр заспанные глаза и вышел в кухню.
Мать испытующе посмотрела на него. Балабан поскрёб небритый подбородок.
— Ты, мама, того… — начал он не очень уверенно.
— Денег не дам — нету! — оборвала его мать. — Иди работать. Вот и у нас рабочие нужны.
— Сотня в месяц, — пренебрежительно поморщился Балабан, — целый день спину гнуть! Дураков нет.
«И все же хоть для видимости надо куда-то устроиться, — подумал он, — потому как милиция не даст покоя. Протянуть два-три месяца и уволиться. Потом полгода можно искать работу».
— Я что-то плохо себя чувствую, — сказал он матери.
Хотелось что есть сил бежать отсюда, но заставлял себя идти не спеша. На лестнице переложил пистолет во внутренний карман пиджака и, перепрыгивая через ступеньки, поднялся наверх. Пересёк верхний парк, вышел на улицу и сел в трамвай. Только через несколько остановок понял, что едет не в ту сторону. Пересел и доехал до вокзала. Вскоре он уже сидел в электричке.
С утра Балабан любил понежиться в постели: во-первых, избегал лишних разговоров с матерью, почему-то считавшей, что ему непременно надо самому зарабатывать на хлеб; во-вторых, навёрстывал недоспанное в колонии с её ранними подъёмами и суровым режимом. Но сегодня, услышав, что мать уже хлопочет у печки, зевнул и вылез из-под тёплого одеяла. В сенях выпил кружку холодной воды, протёр заспанные глаза и вышел в кухню.
Мать испытующе посмотрела на него. Балабан поскрёб небритый подбородок.
— Ты, мама, того… — начал он не очень уверенно.
— Денег не дам — нету! — оборвала его мать. — Иди работать. Вот и у нас рабочие нужны.
— Сотня в месяц, — пренебрежительно поморщился Балабан, — целый день спину гнуть! Дураков нет.
«И все же хоть для видимости надо куда-то устроиться, — подумал он, — потому как милиция не даст покоя. Протянуть два-три месяца и уволиться. Потом полгода можно искать работу».
— Я что-то плохо себя чувствую, — сказал он матери.