JК
Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого - 2 :: Солженицын Александр Исаевич
Страница: 1224 из 1505А познакомился с братом её Виталием, кончающим гимназию, а на будущий год хочет в Ростов в университет. Такой светлый умный юноша, звал его заходить к Харитоновым, когда будет в Ростове.
Никого не нашёл! Но все уличные углы, впадины, тупички, скамьи под акациями, сейчас голыми, мреяли Ярославу, что помнят, остались верны, благодарят за возврат.
А на улицах уже продавали для кого-то букетики фиалок и подснежников. И такие свежие, цветущие, уже в весеннем опоминаньи мелькали лица девушек, прелестные как нигде.
Необъяснимо, но почему-то он должен был искать только на следах своей юности.
А свою родную гимназию? Пошёл туда.
Какое волнение! – лестница будто стала уже и короче, чем была в детстве. И тот же самый сивый цербер Лука Семёнович с шишкою на лбу, старый унтер, в восемьдесят лет как из железа, хватку его руки помнил и Ярик, и всякий, кому досталось. Около учительской дождался перемены – и любимого словесника Юлия Константиновича, – с годами ярче всех он задержался в памяти: как разбирал и открывал им в русской литературе, что не видно по поверхности, как ярко говорил о человеческой свободе. Теперь он узнал Ярика не сразу, а лишь после того как назвал фамилию. Изменился же и он! – поседел и лицо нездоровое. Постояли минут пять у окна в коридоре. Узнав, что Ярик в отпуску с фронта, спросил, как там настроение. Ярик ответил, что бодрое, готовимся к весеннему наступлению, прекрасно снабжены, уверены в победе. Юлий Константинович только усмехнулся: «При нынешнем положении на верхах трудно рассчитывать на победу.
Никого не нашёл! Но все уличные углы, впадины, тупички, скамьи под акациями, сейчас голыми, мреяли Ярославу, что помнят, остались верны, благодарят за возврат.
А на улицах уже продавали для кого-то букетики фиалок и подснежников. И такие свежие, цветущие, уже в весеннем опоминаньи мелькали лица девушек, прелестные как нигде.
Необъяснимо, но почему-то он должен был искать только на следах своей юности.
А свою родную гимназию? Пошёл туда.
Какое волнение! – лестница будто стала уже и короче, чем была в детстве. И тот же самый сивый цербер Лука Семёнович с шишкою на лбу, старый унтер, в восемьдесят лет как из железа, хватку его руки помнил и Ярик, и всякий, кому досталось. Около учительской дождался перемены – и любимого словесника Юлия Константиновича, – с годами ярче всех он задержался в памяти: как разбирал и открывал им в русской литературе, что не видно по поверхности, как ярко говорил о человеческой свободе. Теперь он узнал Ярика не сразу, а лишь после того как назвал фамилию. Изменился же и он! – поседел и лицо нездоровое. Постояли минут пять у окна в коридоре. Узнав, что Ярик в отпуску с фронта, спросил, как там настроение. Ярик ответил, что бодрое, готовимся к весеннему наступлению, прекрасно снабжены, уверены в победе. Юлий Константинович только усмехнулся: «При нынешнем положении на верхах трудно рассчитывать на победу.