JК
Конец авантюристки :: Рокотов Сергей
Страница: 31 из 295 — Знала б ты… вечная труженица, что такое капитал…
… Разговор закончился скандалом, в результате которого Клава ушла… Но, разумеется, через пару дней вернулась… Нина помирила их…
…Впадать в маразм Остерман стал только на восемьдесят пятом году жизни. Нина уже стала бояться оставлять отца на неграмотную Клаву и все чаще ночевала у него. Однажды ночью она услышала из комнаты отца какие-то крики. Она вошла. Отец сидел с открытыми глазами на кровати и бредил.
— Мой тайник! Мой тайник! Где он? Где он?
— Папа, папа, что с тобой? — стала тормошить его Нина.
Она долго расталкивала его, и когда он окончательно пришел в себя, то неожиданно расхохотался.
— Богатство, говорит, у них! Ну шельма!
— Да что тебе далась эта Клава с её словами?
— Да потому что она дура набитая! — заорал Остерман и сильно закашлялся, при этом вставная челюсть у него вывалилась.
Нина дала ему снотворного, и он быстро начал засыпать.
— Ты знаешь, Ниночка, — бубнил старик сквозь сон. — Ты знаешь, я оч-чень богат… Оч-чень…
И захрапел.
После того разговора здоровье отца стало быстро ухудшаться. Он порой впадал в свершенный маразм, говорил нелепые вещи, иногда бранился площадной руганью.
Однажды Нина Владимировна увидела странную сцену. Она вошла в комнату и обнаружила отца, стоявшего на четвереньках около своего неподъемного дивана и вцепившегося своими старческими пальцами в этот диван, словно он хотел сдвинуть его с места. Он весь напрягся, тяжело дышал, хрипел.
— Пап, что с тобой? Ты что?! — испугалась Нина. Отец вздрогнул и поднялся на ноги.
… Разговор закончился скандалом, в результате которого Клава ушла… Но, разумеется, через пару дней вернулась… Нина помирила их…
…Впадать в маразм Остерман стал только на восемьдесят пятом году жизни. Нина уже стала бояться оставлять отца на неграмотную Клаву и все чаще ночевала у него. Однажды ночью она услышала из комнаты отца какие-то крики. Она вошла. Отец сидел с открытыми глазами на кровати и бредил.
— Мой тайник! Мой тайник! Где он? Где он?
— Папа, папа, что с тобой? — стала тормошить его Нина.
Она долго расталкивала его, и когда он окончательно пришел в себя, то неожиданно расхохотался.
— Богатство, говорит, у них! Ну шельма!
— Да что тебе далась эта Клава с её словами?
— Да потому что она дура набитая! — заорал Остерман и сильно закашлялся, при этом вставная челюсть у него вывалилась.
Нина дала ему снотворного, и он быстро начал засыпать.
— Ты знаешь, Ниночка, — бубнил старик сквозь сон. — Ты знаешь, я оч-чень богат… Оч-чень…
И захрапел.
После того разговора здоровье отца стало быстро ухудшаться. Он порой впадал в свершенный маразм, говорил нелепые вещи, иногда бранился площадной руганью.
Однажды Нина Владимировна увидела странную сцену. Она вошла в комнату и обнаружила отца, стоявшего на четвереньках около своего неподъемного дивана и вцепившегося своими старческими пальцами в этот диван, словно он хотел сдвинуть его с места. Он весь напрягся, тяжело дышал, хрипел.
— Пап, что с тобой? Ты что?! — испугалась Нина. Отец вздрогнул и поднялся на ноги.