Тогда он заперся в ее лачуге и не хотел выходить, сколько она ни барабанила в дверь, в окно, в сучковатые доски желтым кулачком, сколько ни ворожила над огнем и ни твердила, что теперь он ее сын, больше ничей, и делу конец.
-- Здесь, здесь, где же еще, -- ответил он наконец уста-лым голосом. Еще немного, еще чуть-чуть, и он свалится сюда на приступку. Старуха с надеждой подергала ручку. Уж не перестаралась ли она -- швырнула в скважину лиш-нюю щепоть, и замок заело. "Всегда-то я, как ворожу, либо лишку дам, либо не дотяну, -- сердито подумала она, -- никогда в самый раз не угадаю, черт бы его побрал!"
-- Чарли, мне бы только было с кем поболтать вечера-ми, вместе у костра руки греть. Чтобы было кому утром хворосту принести да отгонять блуждающие огоньки, что подкрадываются в вечерней мгле! Никакой тут каверзы нет, сынок, но ведь невмоготу одной-то. -- Она почмокала гу-бами. -- Чарли, слышь, выходи, уж я тебя такому научу!
-- Чему хоть? -- недоверчиво спросил он.
-- Научу, как дешево покупать и дорого продавать. Из-лови ласку, отрежь ей голову и сунь в задний карман, пока не остыла. И все!
-- Э-э! -- презрительно ответил Чарли. Она заторопилась.
-- Я тебя средству от пули научу. В тебя кто стрельнет из ружья, а тебе хоть бы что.
Чарли молчал; тогда она свистящим, прерывистым ше-потом открыла ему тайну:
-- В пятницу, в полнолуние, накопай мышиного корня, свяжи пучок и носи на шее на белой шелковой нитке.