JК
Мальвиль :: Мерль Робер
Страница: 351 из 721Ты что же, принципиальный противник исповеди?
Снова ловушка для еретика!
— Отнюдь нет, — говорю я решительно. — Но мне лично исповедь не приносит облегчения.
— Не приносит облегчения? — восклицает он с великолепно разыгранным негодованием.
— Нет.
Так как я замолкаю, он спрашивает уже более мягким тоном:
— Объяснись, пожалуйста.
— Дело в том, что, даже если мне и отпущены грехи, я все равно продолжаю упрекать себя в них.
Впрочем, это действительно так. Я обладаю той несчастной разновидностью совести, что не поддается очищению. В моей памяти в малейших подробностях еще живет случай, происшедший пятнадцать лет назад, который заставил меня убедиться, как, действительно, мало значит для моей совести исповедь. Поступок очень жестокий, хотя было в нем еще много ребяческого, но угрызения совести почти с прежней силой продолжают мучить меня еще и посейчас, спустя столько лет.
Пока я думаю об этом, Фюльбер распространяется о своем ремесле, и получается у него это весьма вдохновенно. Когда светский человек берется играть роль священника, он так в нее входит, что может заткнуть за пояс истинных священнослужителей. Фюльбер, должно быть, заметил, что я его почти не слушаю, потому что довольно резко оборвал свою речь.
— Короче, — говорит он, — исповедоваться ты не хочешь?
— Не хочу.
— В таком случае, не знаю, смогу ли я допустить тебя к святому причастию.
Снова ловушка для еретика!
— Отнюдь нет, — говорю я решительно. — Но мне лично исповедь не приносит облегчения.
— Не приносит облегчения? — восклицает он с великолепно разыгранным негодованием.
— Нет.
Так как я замолкаю, он спрашивает уже более мягким тоном:
— Объяснись, пожалуйста.
— Дело в том, что, даже если мне и отпущены грехи, я все равно продолжаю упрекать себя в них.
Впрочем, это действительно так. Я обладаю той несчастной разновидностью совести, что не поддается очищению. В моей памяти в малейших подробностях еще живет случай, происшедший пятнадцать лет назад, который заставил меня убедиться, как, действительно, мало значит для моей совести исповедь. Поступок очень жестокий, хотя было в нем еще много ребяческого, но угрызения совести почти с прежней силой продолжают мучить меня еще и посейчас, спустя столько лет.
Пока я думаю об этом, Фюльбер распространяется о своем ремесле, и получается у него это весьма вдохновенно. Когда светский человек берется играть роль священника, он так в нее входит, что может заткнуть за пояс истинных священнослужителей. Фюльбер, должно быть, заметил, что я его почти не слушаю, потому что довольно резко оборвал свою речь.
— Короче, — говорит он, — исповедоваться ты не хочешь?
— Не хочу.
— В таком случае, не знаю, смогу ли я допустить тебя к святому причастию.