JК
Море и рыбешки (пер. Е.Александрова) :: Pratchett Terry David john
Страница: 30 из 54К ужасу мамани, она взяла ее за руку и серьезно сказала:
– Знаешь, с этими Испытаниями я, пожалуй, повела себя как самый настоящий пес на сене. Гита…
– Сука, – рассеянно обронила маманя Огг. На мгновение бабанины глаза вновь превратились в два сапфира.
– Что?
– Э… сука на сене, – пробормотала маманя. – В смысле «собака». А не «пес».
– Да? И верно. Спасибо, что поправила. Ну вот я и подумала: пора мне немного уступить. Пора вдохнуть уверенность в молодое поколение. Надо признать, я… была не очень-то любезна с соседями…
– Э-э…
– Я попробовала стать любезной, – продолжала бабаня. – Досадно, но приходится признать: я хотела как лучше, а вышло…
– Любезничать ты никогда не умела, – вздохнула маманя. Бабаня улыбнулась. В ее взгляде, хоть и решительном, маманя не сумела высмотреть ничего, кроме искренней озабоченности.
– Может, со временем научусь, – предположила бабаня. Она ласково похлопала маманю по руке. Маманя уставилась на свою руку так, словно ту постигло нечто ужасное, и выдавила:
– Просто все привыкли, что ты… с характером.
– Я, пожалуй, сварю для праздника варенье и напеку кексов, – сказала бабаня.
– Угу… Это дело.
– Нет ли в поселке больных, кого нужно навестить? Маманя уставилась на деревья. Все хуже и хуже! Она порылась в памяти, пытаясь припомнить кого-нибудь, кто занемог достаточно тяжело, чтобы нуждаться в дружеском визите, но еще был бы в силах пережить потрясение от явления бабани Громс-Хмурри в роли ангела-хранителя.
– Знаешь, с этими Испытаниями я, пожалуй, повела себя как самый настоящий пес на сене. Гита…
– Сука, – рассеянно обронила маманя Огг. На мгновение бабанины глаза вновь превратились в два сапфира.
– Что?
– Э… сука на сене, – пробормотала маманя. – В смысле «собака». А не «пес».
– Да? И верно. Спасибо, что поправила. Ну вот я и подумала: пора мне немного уступить. Пора вдохнуть уверенность в молодое поколение. Надо признать, я… была не очень-то любезна с соседями…
– Э-э…
– Я попробовала стать любезной, – продолжала бабаня. – Досадно, но приходится признать: я хотела как лучше, а вышло…
– Любезничать ты никогда не умела, – вздохнула маманя. Бабаня улыбнулась. В ее взгляде, хоть и решительном, маманя не сумела высмотреть ничего, кроме искренней озабоченности.
– Может, со временем научусь, – предположила бабаня. Она ласково похлопала маманю по руке. Маманя уставилась на свою руку так, словно ту постигло нечто ужасное, и выдавила:
– Просто все привыкли, что ты… с характером.
– Я, пожалуй, сварю для праздника варенье и напеку кексов, – сказала бабаня.
– Угу… Это дело.
– Нет ли в поселке больных, кого нужно навестить? Маманя уставилась на деревья. Все хуже и хуже! Она порылась в памяти, пытаясь припомнить кого-нибудь, кто занемог достаточно тяжело, чтобы нуждаться в дружеском визите, но еще был бы в силах пережить потрясение от явления бабани Громс-Хмурри в роли ангела-хранителя.