JК
Музейный экспонат :: Желязны Роджер
Страница: 10 из 14 — Прошу вас, продолжайте! Ведь и меня, признаюсь, посещала мысль, что иной художник мог бы избавить меня от мук… Что лед одиночества, сковавший мою душу, мог бы растаять под взглядом нового творца красоты! Если мы…
В этот самый момент малорослый и чрезвычайно некрасивый мужчина в тоге звучно прочистил горло и объявил:
— Вот этого я и боялся.
Был он тощ, морщинист, неопрятен и несомненно страдал язвой желудка и разлитием желчи. И он, указуя на них обвиняющим перстом, повторил:
— Именно этого я и боялся!
— В-вы кто? — спросила Глория.
— Кассий, — представился он. — Кассий Фитцмюллен, критик на покое из «Дальтон Таймс». А вы собрались дезертировать?
— Вам-то что до этого? — уточнил Смит, поигрывая античными мускулами.
Кассий покачал головой.
— Что до этого? Вы представляете собой угрозу всему нашему образу жизни! Если вы уйдете, то станете, разумеется, художником либо педагогом — и, рано или поздно, вольно или невольно, словом или жестом выдадите то, о чем давно подозревали. Я слышал все ваши разговоры. Вам известно — теперь уже точно известно — что здесь находят последний приют все критики: старея, мы сходимся сюда изображать то, что так ненавидели в прошлой жизни. Вот почему с каждым годом число римских сенаторов растет.
— Я давно подозревал нечто подобное, — сказал Смит, — но не был уверен.
— Довольно и подозрения. Вы опасны и подлежите суду!
С этими словами Кассий хлопнул в ладоши и возгласил:
— Суд!
Процессия древних римлян медленно вступила в зал и окружила влюбленных. От них веяло пылью, старой бумагой, желчью и временем.
— Они желают вернуться к человечеству! — объявил Кассий.
В этот самый момент малорослый и чрезвычайно некрасивый мужчина в тоге звучно прочистил горло и объявил:
— Вот этого я и боялся.
Был он тощ, морщинист, неопрятен и несомненно страдал язвой желудка и разлитием желчи. И он, указуя на них обвиняющим перстом, повторил:
— Именно этого я и боялся!
— В-вы кто? — спросила Глория.
— Кассий, — представился он. — Кассий Фитцмюллен, критик на покое из «Дальтон Таймс». А вы собрались дезертировать?
— Вам-то что до этого? — уточнил Смит, поигрывая античными мускулами.
Кассий покачал головой.
— Что до этого? Вы представляете собой угрозу всему нашему образу жизни! Если вы уйдете, то станете, разумеется, художником либо педагогом — и, рано или поздно, вольно или невольно, словом или жестом выдадите то, о чем давно подозревали. Я слышал все ваши разговоры. Вам известно — теперь уже точно известно — что здесь находят последний приют все критики: старея, мы сходимся сюда изображать то, что так ненавидели в прошлой жизни. Вот почему с каждым годом число римских сенаторов растет.
— Я давно подозревал нечто подобное, — сказал Смит, — но не был уверен.
— Довольно и подозрения. Вы опасны и подлежите суду!
С этими словами Кассий хлопнул в ладоши и возгласил:
— Суд!
Процессия древних римлян медленно вступила в зал и окружила влюбленных. От них веяло пылью, старой бумагой, желчью и временем.
— Они желают вернуться к человечеству! — объявил Кассий.