На берегах тумана   ::   Чешко Федор

Безжалостное понимание того, что, оказывается, можно чувствовать такое сразу к обеим; что рано или поздно придется выбирать один из берегов трижды проклятого Тумана — а это значит, выбрать из двух одну и вечную тоску по другой — от этого хотелось захлебнуться тягучим пронзительным воем, как захлебывался когда-то своими неведомыми песьими горестями мохнатый Торков Цо-цо. Если бы Ларда догадалась помочь, если бы она хоть единым словом, хоть взглядом попросила остаться! Прямо теперь же, ну помоги, что тебе стоит?!

Нет, девчонка попросила (верней — потребовала) вовсе другого:

— Поклянись.

И не успел парень не то что рта приоткрыть, а даже понять, в чем именно он должен клясться, как Лардины пальцы стиснули его губы.

— Не так. Не словами.

Сгинули без следа Лардины понурость и вялость; девчонку трясло, будто бы начинался у нее припадок болотной хвори, — так трясло, что аж зубы прицокивали. Всякой бывала Торкова дочка — Лефу случалось видеть и ее злость, и отчаяние, и даже страх — вот только такой Ларды он еще никогда не видел. И до парня дошло наконец, что вовсе не клятвы она требует. Не клятвы, а доказательства. Решилась-таки на совершенно немыслимое, на «всем глупостям глупость» — удержать решилась. Помочь. Ему и себе. Ох, не через край ли такая помощь?

— Ну, чего мнешься? — Ларда уже стояла на коленях, и ее глаза, провалившиеся влажным бездонным мраком расширенных зрачков, оказались совсем близко от побелевшего Лефового лица. — Оробел, что ли, ты, Витязь? Зря? Сюда еще долго никто не придет, они не узнают. Или...

Девчонка подавилась этим «или», но даже решись она продолжать, Леф не позволил бы, оборвал, помешал. Зря, зря старую Гуфу считают единственной ведуньей здешнего Мира, и напрасно Истовые так кичатся своим непонятным могуществом.