Нет повести печальнее на свете...   ::   Шах Георгий Хосроевич

– Скажите, синьора, – спросил один из полномочных агров, – когда человек, которого мы приняли за Рома Монтекки, вошел в комнату, доносился ли оттуда какой-нибудь шум, звуки борьбы?

– Ничего такого не было.

– Почему же она не сопротивлялась? Это выглядит весьма странно.

– Чего ж тут странного? Он ее, бедняжку, схватил спящую, сунул в мешок и поволок.

В зале прокатился смешок.

– Почему она потом не звала на помощь?

– Почем я знаю, может быть, он ей кляпом рот заткнул.

– Могу я задать вопрос свидетельнице? – спросил Монтекки.

– Отчего же, это ваше право.

– Синьора Клелия, вы сказали, что мой сын черноволос. Как же вы могли в кромешной тьме определить цвет его шевелюры?

– Так я же говорила, что хорошо разглядела Рома на стадионе.

– Ах, да… – протянул олдермен разочарованно. А потом добавил: – Только, помнится, на стадионе он был в шлеме.

Экономка растерялась и воззрилась на хозяйку, отчаянно двигавшую бровями.

– Я – по бровям, он ведь у вас и чернобровый, – сообразила она.

Монтекки сел, удовлетворенный: по выражениям лиц олдермен почувствовал, что ему удалось посеять сомнение в правдивости Клелии. Каков хитрец, подумал Капулетти, цепкий крестьянский ум, а Марта считала его дубиной. Он еще раз выругал себя за то, что не воспротивился ее интриге, которая могла плохо кончиться. Правда, лично он не принимал участия в натаскивании экономки. Стыдно, но бояться нечего.

– Вызывается профессор агрохимии Вальдес, – объявил арбитр.