Нет повести печальнее на свете...   ::   Шах Георгий Хосроевич

– А как же с языком?

– Подучил малость, он универ из матов.

Мендесона выбалтывал секреты, явно отрабатывая проездной билет на Землю.

Легат был в центре внимания. Он чокался, отвечал на вопросы или уклонялся от ответов, даже станцевал вальс с бойкой синьорой Эйлер. Публика разошлась, раздавался смех и звон бокалов, в холостяцком кружке рассказывали анекдоты. Словом, прием как прием.

Пир во время чумы, подумал Тропинин.



7



Он не ошибся.

Прием окончился далеко за полночь. Устав от впечатлений и от выпитого, Тропинин спал мертвым сном, когда к нему без стука ворвался Уланфу.

– Вставайте, синьор легат, скорее!

– В чем дело? – спросил Тропинин, протирая глаза.

– Идет чрезвычайное заседание Сената. Вы не простили бы мне, если б я вас не поднял.

Уланфу включил телеком. Тропинин накинул халат и, прихлебывая принесенный роботом горячий кофе, уставился на экран…

В огромном овальном зале дворца Разума яблоку не было где упасть. Принцепс (этот титул у гермеситов носил председатель законодательного собрания) объявил, что Сенат собрался на экстренное заседание по требованию объединенной Веронской общины, и предоставил слово профессору Бенито Чейзу. Вспыхнула буря аплодисментов, прерываемая свистом и улюлюканьем. Еще не начав говорить, Чейз мог оценить свои шансы. Взойдя на трибуну, он медленно обвел присутствующих глазами и выждал, пока шум уляжется.