Очаг на башне   ::   Рыбаков Вячеслав Михайлович

Глаза открылись, ломающийся в дикомтанце пол бросился в лицо, руки сами нашли какую-то опору — кажется, стену… устояла. Вошел Симагин — маленький, изогнутый, словно в перевернутом бинокле.

— Наконец-то, — проговорила Ася, едва проворачивая удушающую глыбу языка в ссохшемся рту. — Я уж заждалась, Андрюша. Дал телеграмму? От меня не забыл подписать? Как погода?

Далекое лицо Симагина странно дергалось. Ася хотела еще что-то сказать, но тут стену будто вышибли. Диван косо налетел снизу. Что так смотришь? Видишь, не могу. Мне казалось, я все могу, но что-то смещается, и ничего нельзя сделать. Ну не смотри, я не должна быть такой, когда ты рядом, ты же чудотворец, ты всегда мог снять любую усталость и любую боль, и теперь это из-за меня, это я виновата, что ты не можешь… посиди тихонько, с Тошкой поиграй… Обед разогрей, я полежу — и пройдет. Она уже ничего не видела. Тело разламывалось от блуждающих взрывов ослепительной боли, стало чужим, и сквозь эту чужесть она ощущала бесконечно далекие, бесконечно слабые прикосновения. Кажется, подложил подушку. Кажется, укрыл. Ласковый, ласковый — а я!! Даже сейчас она чувствовала, с какой пронзительной заботой его руки укладывают и укутывают ее сломанное, измочаленное непонятной бедой тело — проклятое, оно предало эти руки, оно не отзывалось, оно не могло!

— Симагин, — напрягаясь, выговорила Ася. — Ты не беспокойся, я сейчас… — он, прильнув к ее губам ухом, едва разбирал мучительный, надтреснутый шепот.