Очаг на башне   ::   Рыбаков Вячеслав Михайлович

Ну, вот, удовлетворенно подумал Вербицкий и, расслабляясь, откинулся на спинку стула. Сдалась.

— У вас есть дети? — спросила Ася.

И тему сменила — да как неловко! При чем тут дети?

— Нет, — благодушно ответил он и процитировал, подняв палец: — «Ибо дом мой, возникший отчасти против моей воли, уже тогда распался, и, не расторгая брака, который длился два года, я вернулся к естественному для меня одинокому состоянию».

Ася вскинула на него испытующий взгляд и прищурилась на миг, как бы что-то припоминая.

— Переписка Цветаевой? Люблю Цветаеву до дрожи, но… письма читать было тяжело.

— Почему? — поднял брови Вербицкий.

— "Первая собака, которую ты погладишь, прочитав это письмо, буду я. Обрати внимание на ее глаза", — произнесла Ася, чуть завывая. — Н-не знаю. Полтора пуда слов про любовь, самых изысканных, какие только может придумать крупнейшая поэтесса — и не понять, что Рильке умирает. Старикан ей: я, мол, при смерти, а она долдонит: будет все, как ты захочешь, мой единственный, но не станем спешить со встречей, отвечай только «да»…

— У вас прекрасная память, — барски польстил ей Вербицкий.

— А узнав о смерти единственного, пишет шестое, посмертное письмо — исключительно чтобы цикл закончить — и отправляет Пастернаку, которого только что послала подальше… Живой человек — лишь повод для литературы. Бр-р! Знать этого не желаю!

— Но это действительно так, Асенька! Глупо прятать голову под крылышко. Да, закон страшный и болезненный, но непреложный.