– И пояснил: – Еще одна твоя проповедь, и тебе придется сан свой оставить, а самому в монастырь уходить.
– Я из монастыря уже вышел, сын мой, – произнес коротко епископ, хотя душа его кипела от ярости.
Он уже давно забыть успел, когда с ним так надменно и властно говорили. Кажется, в Киеве это последний раз с ним произошло, если память не изменяет, но, бог мой, как давно оно было. Потом он успел некоторое время в игуменах Рождественского монастыря, что во Владимире стольном, походить, а уж затем возлюбивший его без меры Юрий Всеволодович специально для Симона и чтоб от Ростова не зависеть отдельную епархию учредил. А уж когда он три года назад епископом Суздальским, Владимирским, Юрьевским и Тарусским стал, то тут и вовсе кто бы ему слово худое сказать осмелился. Да что слово – тона непочтительного ни разу не слыхал. И вот на тебе, дожился…
Однако умом хорошо понимал, что не пришло время свое неудовольствие и возмущение выказывать. Уж больно решительно настроен воевода княжий, а власти у него – хоть отбавляй. Получится, что епископ своим праведным гневом только хуже сделает для самого себя, потому и сдержался.
– Вчера вышел, а после проповедей своих обратно вернешься, если дальше станешь народ мутить, – предупредил Вячеслав. – И помни, я один раз предупреждаю. Второго не будет. Если умный человек – поймешь, а дураку хоть сто раз повторяй – все равно бесполезно. Тебя я за умного считаю. Даже чересчур, – хмыкнул он и к выходу пошел.