Аргентинское танго   ::   Крюкова Елена Николаевна

Лучше бы у нее самой выросли крылья!

А танцевать? Любила она танцевать?

Если бы ей сказали: Мария Виторес, завтра к твоим ногам упадут все блага и все богатства мира, ты будешь жить в золотом дворце, есть и пить на золоте, у тебя будет все, что твоей душе угодно! но ты больше никогда не будешь танцевать! — она купила бы пистолет и пустила бы себе пулю в лоб. А если бы ей сказали: Мария Виторес, завтра мы тебе выколем глаза и изрежем ножом твое прекрасное личико, но ты будешь продолжать танцевать на лучших сценах, в лучших залах мира, и тебе будут играть лучшие музыканты мира, и лучшие партнеры мира будут танцевать с тобой! — ты улыбнулась бы и сказала: где ваш нож? Я готова!

Нет. Не так. Ты не хотела бы танцевать ни с кем, кроме Ивана. Ни с кем.

ИВАН



— И-и-и раз! И-и-и-и два!.. И-и-и-и…

— Выше ногу! Выше ногу! Выше!

— Я больше не могу… Пощади!

— Можешь. Вот так! Так тоже можешь!

— Иван… А-а-а-ах!.. И-и-и-и раз, и-и-и два… И-и-и-и три!.. И-и-и-и раз…

Она была такой мягкой и в то же время такой жесткой в моих руках. Когда я приказывал ей, она не сопротивлялась. Мария, Мариус, Мурзя, Машка, гибкая, сладострастная Мара. Я насиловал ее в работе. Я истязал ее. Я выжимал ее, как выжимают мокрую тряпку, вертел ею, как восточные раскосые борцы вертят в руках гладкие нун-чаки. И она подчинялась мне. Но — только с виду. Она подчинялась мне потому, что хотела победить.

Вы думаете, она спала и во сне обнимала меня?

Она спала и во сне видела сцену.

Сцену и только сцену.

Танец. Свой великолепный, наглый, торжествующий, чудовищно страстный, огненный танец.

Ее танец бил в башку крепче водки. Хмельнее коньяка.