Парадоксы Младшего Патриарха   ::   Раткевич Элеонора Генриховна

 – Неуклюже так, неловко… будто и не ты… а давеча парней этих как сумкой отхолил! И сам – как ремень от сумки. Гибкий, хлесткий, и не рвешься ничуточки. И на поляне… ведь никакая нога у тебя не подворачивалась – а тут вдруг взяла и подвернулась. Как за лодыжку тебя кто дернул.

Ну, да… я-то сам себя не вижу – а со стороны оно видней… тем более Интаю… уж он на меня во все глаза пялится, не смигнув… за лодыжку, значит?

– Вот только ты сказал, что назад вернуться надо за другим оружием – и тут же дернули.

Я захолодел. Мальчишка прав… прав.

– А потом мы у дороги застряли – похоронщиков пережидали… а был ли покойничек?

– Как это – “был ли”? – изумился я. – Думаешь, вся эта орава за пустыми дрогами ради собственного удовольствия топает?

Интай горько улыбнулся – но, мимо воли, губы его искривились не только горечью. Улыбка вспыхнула остро, как битое стекло, вспыхнула злым торжеством подростка. Тем особенным, хорошо мне знакомым торжеством, когда подросток знает, что он прав, а взрослые неправы. Он увидел, заметил, понял – а большие умные дяди дурей его оказались. Битое стекло отчаяния, способное до костей взрезать руку, посмевшую ударить эту улыбку – как изрезана и моя рука на всю оставшуюся жизнь, хоть глазами этого и не увидеть.

– Дроги, может, и не пустые, – раздумчиво произнес Интай. – Если они и вовсе были. Мы ведь дорогу один только раз перешли.

Я еще не понимал – но противный холодок струйкой пота стекал промеж лопаток. Я передернул плечами. Не помогло.