Страница:
259 из 323
На берегу озерка паслись стреноженные кони. Дальше, под открытым небом, в степи, полускрытые высокой травой приютились тирмэ [киргизские кибитки] кайсаков. Наскоро сложенные юрты приветствовали весенний день синеватым дымком шора, вьющимся к небу сквозь ченарак.
У дверей одной из юрт сидел на разостланных кошмах, поджав под себя ноги, Кучум. Подле него турсук кумыса. Но слепой хан и не притронулся к любимому, освежительному питью. Лицо его хмуро и печально. Перед ним, опираясь на ствол молодой березки, с перевязанной головой стоял Мамет-Кул. Богатырь-царевич еще не оправился от раны, которая могла бы стоить ему жизни, если бы не искусство лечивших его знахарей-бакс. Он долго боролся между жизнью и смертью и только пятый день на ногах. Лицо его хмуро и угрюмо, как никогда. Печальные новости узнал он сегодня и пришел поведать их хану.
— Твой ближний Карача изменил тебе, пресветлый повелитель: он предался кяфырам, — глухим голосом произнес Мамет-Кул, невольно прижимая руку к обмотанной тряпицей ране.
Как раненый зверь вскочил со своего ковра Кучум. Слепые глаза его вспыхнули гневом.
— Карача изменил!… Карача, говоришь!… Собака!… Дай только добыть изменника!… Кожу велю содрать с живого, изжарить заживо прикажу на угольях костра!… Язык и очи вырву у предателя!… — кричал он, свесь дрожа от гнева.
|< Пред. 257 258 259 260 261 След. >|