Реквием для хора с оркестром   ::   Твердов Антон

Паучок по опыту знал, что это записывать необязательно, тем более что Гаврилыч в разговоре использовал слова, совершенно не предназначенные для записи, а Эдуард оперировал такими понятиями и терминами, которых паучок никогда не слышал и, следовательно, не понимал.

Эдуард Гаврилыч навернул пару кругов по комнате и снова бухнулся на стул.

— Н-да… — глубокомысленно пыхтел Эдуард, — в высшей степени удивительно. За весь допрос ни одного мало-мальски существенного вопроса не выяснили. На каком-то странном воляпюке наш подследственный изъясняется.

— Фуфло гонит, — рычал, подтверждая, Гаврилыч, — и ничего удивительного в том нет. Нажрался, как чушка, вот и несет его, как после регидрона. Врезать бы пару раз по шее — вмиг протрезвел бы…

— Избивать подследственного не позволю! — возмутился Эдуард, но, кинув вдруг взгляд на пустившего теплую сонную слюну Гмыря, добавил нерешительно: — Разве если только чуть-чуть…

— И зуботычина вряд ли поможет, — отвечал Гаврилыч, — по себе знаю — после такой дозы «бухла» его хоть час колоти, все равно ничего не добьешься. У-у, гнида, мать твою так… И так…

— Резюмирую, — морщась, произнес Эдуард, — перенести допрос подследственного на… пока он не протрезвеет. А теперь — в камеру его!

— Ни хрена! — запротестовал Гаврилыч.