Страница:
231 из 278
Я удивленно уставился на него, недоумевая, считать ли это признаками просветления ума, или он уже окончательно свихнулся.
— Роско, — сказал я осторожно, стараясь не смутить его только что проснувшийся разум.
И вдруг он произнес:
Они покорны могут быть , Такой удел им предрешен, Молчи, улышав плач души, Огнем несчастий обожжен.
И как ни горек крестный путь, Тебе отмеренный судьбой, Смирись, терпи и не забудь, Как он ни тяжек, — но он твой.
— Господи, не хватало еще поэзии, — возопил я. — Стихи, Боже милостивый! Как будто не достаточно дурацких рифм и формул…
А тем временем Роско, проворно перебирая ногами и громыхая металлическими конечностями, отплясывал задорную джигу, напевая:
На сковороде сгорел каплун , А хряк сорвался с вертела, Двенадцать раз ударил гонг часов, А милочка моя лишь раз мне поддала.
Она так распалилась оттого, Что холодно жаркое на плите, А холодно жаркое на плите Из-за того, что дома не был я.
А не явился я домой в тот день Лишь потому, что брюхо разорвал, А брюхо прохудилося мое Из-за того, что в пост скоромного поел... Он замер, не закончив очередного па, и восторженно уставился на меня: «Пост, рост, тост, прост…»
В его случае этот переход можно было считать возвратом к норме.
Он опустился на корточки подле костра, уже не разговаривая со мной, а бормоча что-то себе под нос.
Сумерки сгустились, и галактика вновь расцвела на небе во всем своем великолепии.
|< Пред. 229 230 231 232 233 След. >|