JК
Ржавое зарево :: Чешко Федор
Страница: 251 из 518К лицу ли все это воину? Небось грозного князя Святослава Игоревича от простых ратников лишь взор отличал орлиный!
Правда, кое-кто из гридней сумел оценить непомерную ширину воеводских плеч и тяжесть пернача, прикрепленного к луке седла (по рассказам — любимейшее Ставрово оружье, отсюда и прозвище). Но сила без ловкости стоит немногого — так учит Приселко. Тот самый Приселко, который не устает восхищаться Ставром. Почему?
Только теперь юнцы начинали кое-что понимать. Воеводу будто сдуло с седла, причем и железо на нем не брякнуло, и сапоги его не стукнули оземь — словно бы это не снаряженный ратник спрыгнул, а пушинка упала.
Неправдоподобно легко и бесшумно Ставр кинулся к вершине холма. Сбросив шлем, чтобы не выдать себя блеском позолоты, он осторожно выставил над метелками ковыля оказавшуюся темно— да скудноволосой голову и несколько мгновений всматривался во что-то невидимое для остальных. А потом внезапно поднялся во весь рост, разом утратив и осторожность, и стремительную упругость движений.
Возвращался Ставр медленно, вперевалочку, надевая шлем, долго возился с подбородочным ремнем, потом разлаписто полез на коня. Только эта показная неуклюжесть уже никого не могла обмануть. Небось матерого медведя по незнанию тоже можно счесть сонным увальнем. Кое-кому из гридней подумалось даже: а не намеренно ли воевода подражает медвежьей повадке?
Утвердившись в седле, Ставр проворчал, глядя поверх голов:
— Встречь нам конные скачут. Не печенеги — наши. Сдается мне, что это остатки битой княжьей дружины бегут.
Кто-то охнул, кто-то ругнулся сквозь зубы — круто, не по-отрочьи.
Правда, кое-кто из гридней сумел оценить непомерную ширину воеводских плеч и тяжесть пернача, прикрепленного к луке седла (по рассказам — любимейшее Ставрово оружье, отсюда и прозвище). Но сила без ловкости стоит немногого — так учит Приселко. Тот самый Приселко, который не устает восхищаться Ставром. Почему?
Только теперь юнцы начинали кое-что понимать. Воеводу будто сдуло с седла, причем и железо на нем не брякнуло, и сапоги его не стукнули оземь — словно бы это не снаряженный ратник спрыгнул, а пушинка упала.
Неправдоподобно легко и бесшумно Ставр кинулся к вершине холма. Сбросив шлем, чтобы не выдать себя блеском позолоты, он осторожно выставил над метелками ковыля оказавшуюся темно— да скудноволосой голову и несколько мгновений всматривался во что-то невидимое для остальных. А потом внезапно поднялся во весь рост, разом утратив и осторожность, и стремительную упругость движений.
Возвращался Ставр медленно, вперевалочку, надевая шлем, долго возился с подбородочным ремнем, потом разлаписто полез на коня. Только эта показная неуклюжесть уже никого не могла обмануть. Небось матерого медведя по незнанию тоже можно счесть сонным увальнем. Кое-кому из гридней подумалось даже: а не намеренно ли воевода подражает медвежьей повадке?
Утвердившись в седле, Ставр проворчал, глядя поверх голов:
— Встречь нам конные скачут. Не печенеги — наши. Сдается мне, что это остатки битой княжьей дружины бегут.
Кто-то охнул, кто-то ругнулся сквозь зубы — круто, не по-отрочьи.