Ржавое зарево   ::   Чешко Федор

8

Осеннее увядание набросилось на лесную дебрь с каким-то разудалым запойным буйством — вдруг и разом на все что ни попадя. За три дня чаща выжелтела напрочь. Даже дубы, которые обычно упорней прочих деревьев держатся за летнее одеяние, уже щедро подкармливали ржавыми листьями стылый неприкаянный ветер.

Ветер.

Ровный, горестный, неутомимый. С тех пор как Мечник и те, кто увязался за ним, покинули Междуградье, ни на миг, ни на краткую долю мига не смолкал в редеющих кронах надоедливый сухой ропот.

Терзаемый ветром лес, мерное топотанье конских копыт по хрусткой листве, оглушительное шуршанье, которое с отвратительным торопливым злорадством предает самые легкие, самые скрадливые людские шаги…

Что можно расслышать во всем этом настырном, надоедливом шуме? Опасность ведь не окликнет, не повторит для прозевавшего…

Будто бы назло.

Будто нарочно.

Будто?

Уж не запамятовал ли ты, Кудеслав Мечник, кто нынче у тебя в супротивниках?

Может, и впрямь чары нездешних злых колдунов были тому виною, а может, и воля случая, но только все до самых мелких мелочей складывалось по-наихудшему.

Впрочем, подобные мысли неправильны и опасны.

Дурна норовом судьба человеческая, сварлива, обидчива, мстительна как-то безалаберно и несправедливо… Говорят, с глазами у ней неладно — именно потому она сплошь да рядом не замечает великие проступки, а за плевый никчемный частенько изводит вусмерть. Но всего вернее, что вздорность доли-судьбы объясняется проще простого: баба она, судьба-то, и все тут.