JК
Ржавое зарево :: Чешко Федор
Страница: 417 из 518И ответ перед Малютой, в случае чего, тоже не им держать…
От мысли, что кто-то веселится, когда он в отчаянии места себе не находит, Чекан освирепел хуже, чем во время резни. Он вскочил и, пнув ногой полуприкрытую дверь, с грохотом ввалился в соседнюю горницу, готовый размазать забавляющихся по стенам.
Ввалился и замер вдруг, до крови кусая губы.
Это была не горница.
Голые стены без окон (будто в келью монастырскую угодил Чекан из боярских хором), посредине — смятое ложе, а в углу, под образами — она. Босая, в полотняной простой сорочке. Словно и не княжеского рода, а так, девка сенная.
Стоит спокойно, в лица толпящихся перед ней не смотрит, смотрит поверх голов, и глаза ее — будто темный осенний лед.
Правду молвил скудоумный смерд: и впрямь страшнее погибели это лицо. Верно, и в аду не выдумали для грешной души муки злее, чем равнодушная холодность серых прозрачных глаз. Не думал Чекан, что еще живо в нем то, минувшее. Казалось, перегорело все до горькой золы, одна лишь злоба осталась. Сколько раз, грызя кулаки, тешил он себя видениями, как ворвется к ней, стискивая в руке свирепую сабельную тяжесть, как потешится, сочтется за все.
И вот — сбылось.
Так что же ты не рад, Васька Чекан?
Он вновь уперся испытующим взглядом в хрупкий большеглазый лик, будто и не смертной девушке принадлежащий, а ожившей иконе. Нет в этом лике ни тени страха перед ввалившимися среди ночи заляпанными кровью бородачами, в нем спокойствие и отрешенность.
И презрительный выгиб плотно стиснутых губ.
От мысли, что кто-то веселится, когда он в отчаянии места себе не находит, Чекан освирепел хуже, чем во время резни. Он вскочил и, пнув ногой полуприкрытую дверь, с грохотом ввалился в соседнюю горницу, готовый размазать забавляющихся по стенам.
Ввалился и замер вдруг, до крови кусая губы.
Это была не горница.
Голые стены без окон (будто в келью монастырскую угодил Чекан из боярских хором), посредине — смятое ложе, а в углу, под образами — она. Босая, в полотняной простой сорочке. Словно и не княжеского рода, а так, девка сенная.
Стоит спокойно, в лица толпящихся перед ней не смотрит, смотрит поверх голов, и глаза ее — будто темный осенний лед.
Правду молвил скудоумный смерд: и впрямь страшнее погибели это лицо. Верно, и в аду не выдумали для грешной души муки злее, чем равнодушная холодность серых прозрачных глаз. Не думал Чекан, что еще живо в нем то, минувшее. Казалось, перегорело все до горькой золы, одна лишь злоба осталась. Сколько раз, грызя кулаки, тешил он себя видениями, как ворвется к ней, стискивая в руке свирепую сабельную тяжесть, как потешится, сочтется за все.
И вот — сбылось.
Так что же ты не рад, Васька Чекан?
Он вновь уперся испытующим взглядом в хрупкий большеглазый лик, будто и не смертной девушке принадлежащий, а ожившей иконе. Нет в этом лике ни тени страха перед ввалившимися среди ночи заляпанными кровью бородачами, в нем спокойствие и отрешенность.
И презрительный выгиб плотно стиснутых губ.