Самый далёкий берег   ::   Бушков Александр Александрович

Одним ловким движением Мухомор перепрыгнул наружу, отскочил на пару шагов, остановился, заорал сердито:

— Офонарел? Тут все по полному согласию!

Перепрыгнув невысокий бортик веранды, Кирьянов все так же нерассуждающе пер на него, сжав кулаки. С досадой щелкнув языком, Мухомор извлек из кармана форменных брюк старомодный ТТ, звонко оттянул затвор и, держа пистолет дулом вверх, сказал с расстановкой, бесстрастно и рассудительно:

— Степаныч, охолони! Оно стреляет, чтоб ты знал. Ты вон оттуда журнальчики таскаешь, а того не знал, что там, между прочим, на третьем этаже охренительная оружейка. Все в наличии, все в комплекте, и замки такие, что понимающий человек их булавкой ломанет. Стой, где стоишь, говорю! Бля буду, по ноге шарахну, медицина здесь первоклассная, моментом залатает, но это потом, а сейчас будет больно… Оно тебе надо?

— Брось пушку, — сказал Кирьянов, задыхаясь от злости, ничего не видя вокруг. — Помахаемся, как мужики…

— А вот те хрен. — серьезно сказал Мухомор. — Был бы я перед тобой виноватый, имей ты право на законную претензию — другое дело. А так… Очень мне нужно ни за что получать по рылу от такого вот раздухарившегося фраера… — В лице у него что-то изменилось, и он продолжал мягче, чуть ли не задушевно: — Степаныч… А, Степаныч! У тебя что, чувства? Ты что, всерьез? Ну извини, я ж не знал… Кто ж знал, что ты ее всерьез примешь… Стой на месте, говорю, я ведь шмальну! Божусь за пидараса, я ее не принуждал.