JК
Самый далёкий берег :: Бушков Александр Александрович
Страница: 372 из 373— И жена ваша уже в курсе, вы ей потом напишете…
Вы не беспокойтесь, никакая это не Чечня, просто повернулось так, что отправляться мы должны незамедлительно… Готовы? Ну, ди эрсте колонне марширт?
“Что происходит? — спрашивал себя растерянно и уныло доктор Терехов, шагая вслед за незнакомцем по коридору родимого заведения. — Почему я ни слова не сказал поперек? Почему плетусь за ним, как щенок на веревочке? Нужно…”
Но он шагал и шагал, молча, покорно, безвольно, отчего-то не в силах что-то сказать или предпринять. Он понимал, что никакой это не сон, но сделать ничего не мог.
Знакомый двор. Облупленный зеленый уазик. Молодой солдат за баранкой — светлые кудряшки, голубые глаза, бодрая и бездумная физиономия передового комсомольца с неведомых молодому поколению плакатов “Молодежь строит БАМ” или иных аналогичных. Мягкий щелчок захлопнувшейся дверцы. Знакомая улица…
— Давай, Васючок, — сказал его спутник. — Давай, родимый, опаздываем ведь…
— А я что делаю? — пробурчал водитель, ловко лавируя в потоке.
— Вася… — повторил доктор Терехов севшим голосом.
— Ага, — сказал водитель, мельком глянув на него в зеркальце заднего вида с непонятной улыбкой.
Тем же голосом, отстраненным и тусклым, Терехов продолжал:
— А вас, кажется, зовут Шибко…
— Телепат, — громко фыркнул водитель.
— Точно, телепат, — широко улыбаясь, сказал сидевший рядом незнакомец. — В цирке можно показывать. На одну-единственную буквочку и ошиблись, доктор. Шубко мое фамилие. Шубко. Вечный прапорщик.
— Так, — сказал доктор Терехов. — Так. Значит, так. А дома у меня уже копия, а?
— Какая такая копия? — осклабясь, с крайним недоумением спросил прапорщик Шубко.
Вы не беспокойтесь, никакая это не Чечня, просто повернулось так, что отправляться мы должны незамедлительно… Готовы? Ну, ди эрсте колонне марширт?
“Что происходит? — спрашивал себя растерянно и уныло доктор Терехов, шагая вслед за незнакомцем по коридору родимого заведения. — Почему я ни слова не сказал поперек? Почему плетусь за ним, как щенок на веревочке? Нужно…”
Но он шагал и шагал, молча, покорно, безвольно, отчего-то не в силах что-то сказать или предпринять. Он понимал, что никакой это не сон, но сделать ничего не мог.
Знакомый двор. Облупленный зеленый уазик. Молодой солдат за баранкой — светлые кудряшки, голубые глаза, бодрая и бездумная физиономия передового комсомольца с неведомых молодому поколению плакатов “Молодежь строит БАМ” или иных аналогичных. Мягкий щелчок захлопнувшейся дверцы. Знакомая улица…
— Давай, Васючок, — сказал его спутник. — Давай, родимый, опаздываем ведь…
— А я что делаю? — пробурчал водитель, ловко лавируя в потоке.
— Вася… — повторил доктор Терехов севшим голосом.
— Ага, — сказал водитель, мельком глянув на него в зеркальце заднего вида с непонятной улыбкой.
Тем же голосом, отстраненным и тусклым, Терехов продолжал:
— А вас, кажется, зовут Шибко…
— Телепат, — громко фыркнул водитель.
— Точно, телепат, — широко улыбаясь, сказал сидевший рядом незнакомец. — В цирке можно показывать. На одну-единственную буквочку и ошиблись, доктор. Шубко мое фамилие. Шубко. Вечный прапорщик.
— Так, — сказал доктор Терехов. — Так. Значит, так. А дома у меня уже копия, а?
— Какая такая копия? — осклабясь, с крайним недоумением спросил прапорщик Шубко.