Монаший капюшон   ::   Питерс Эллис

Монах и сам почувствовал, что повел себя как отец, ворчливо выговаривающий своим детям, и, несмотря на нарочито суровыйтон, в голосе его прозвучала любовь и гордость за этих проказников.

На пороге приятели оторвались друг от друга и обернулись к Кадфаэлю: на лицах их сияли улыбки. Тут Эдвин вспомнил наказ матери и заговорил торопливо и смущенно, оттого что чуть не забыл о ее поручении:

— Брат Кадфаэль, пожалуйста, навести мою матушку, прежде чем мы уедем. Ты придешь, правда? Она очень просит!

— Приду, — отозвался Кадфаэль. Отказать в этой просьбе он был не в силах. — Приду обязательно!

Монах долго смотрел им вслед. Ребятишки направились через двор к сторожке, оживленно о чем-то споря. Шли они в обнимку, однако в любой момент готовы были обменяться тумаками.

«Одно слово — мальцы, — размышлял монах. — Экие чудные: как прижмет — друг за дружку горой стоят, а чуть отпустит — ну резвиться, ровно щенята. Но в серьезном деле не подведут».

Кадфаэль вернулся в свой сарайчик и запер дверь на засов, желая отгородиться от всего мира, даже от брата Марка. Внутри было сумрачно и тихо, потемневшие бревенчатые стены да синеватый дымок, вьющийся над жаровней. Обитель стала его домом, а вдобавок в ее стенах он имел это прибежище, место для уединения и размышлений. Чего еще желать старому монаху?

Как это сказал Берингар? «Все хорошо, что хорошо кончается». Теперь и впрямь все пойдет на лад, а могло обернуться совсем худо. Эдвин получит манор, а Эльфрик — свободу, надежду на будущее, и сможет наконец развязать язык и признаться Олдит в любви.