Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит   ::   Буровский Андрей Михайлович

А тут кого-то выделили из прочих, и появилась опасность. Все усвоили давным-давно: никого никогда не выделяют для чего-нибудь хорошего. И назвал не по номеру, по отчеству… Это было очень подозрительно. А Митричу, как видно, все равно. Если он и поднял голову, то по одной причине: трудно было понимать, что говорят.

— Митрич, вот ты лично что у шара просил?

Раскрылась страшная гнойная пасть, шлепнули бесформенные губы:

— Пожрать.

— И получил? — Миронов не хотел, но в тоне прозвучала ирония. Но Митрич ее вряд ли понял.

— Давали.

— Так ведь ты, наверное, не огрызки просил. Ты, наверное, много еды просил, а?

— Сколько будет, — прошамкала развалина.

— А вернуться домой — просился?

— Нет у меня дома… сто лет ужо.

— Та-ак…

Между прочим, прокол. Сильный прокол, товарищ начальник лагеря. Наметив Митрича, надо было знать, что ему нужно. Не доработал ты, товарищ чекист, не доработал, вот теперь и выкручивайся.

— Значит, так. Вот, скажем, можешь ты у шара попросить… ну, скажем, чугунок картошки? Вареной картошки в мундирах? Можешь?

— Не могу. Не помню я… этой… картошки.

— А можешь попросить… ну, скажем, колбасы? Краковской колбасы? Целый круг?

— Чего, начальник? — откровенно растерялся Митрич.

По правде сказать, Миронов тоже. Разговор явно зашел в тупик. На мордах напряженно слушавших возникало неописуемое выражение. Кто-то уже улыбался.