JК
Сибирская жуть-6. Дьявольское кольцо :: Буровский Андрей Михайлович
Страница: 108 из 129Идешь и смотришь — где под водой разливается эдакое сияние?
В том же 1929 году Билибин писал, что Колыма скоро станет основной золотоносной провинцией СССР. Что золотодобыча будет на Колыме возрастать взрывообразно, что в 1938 году на Колыме добудут больше золота, чем во всем остальном СССР.
Всерьез прогнозов Билибина никто не признавал… и зря! Прогнозы его все подтвердились, до самого последнего, и в полном объеме! И не буду рассказывать сказки, что работал только ради денег или что спасался в глуши. И зарабатывал, и спасался… но не только в этом дело. Работать на Колыме нам нравилось.
Во-первых, природа. Чего стоят одни наледи, по-якутски — тарыны: ледовый щит до 5 метров глубиной, а вокруг — зелень лесов. За лето стаять не успевают… Идти по льду замечательно! Вокруг — мерзлота полуоттаяла, под сапогом — скользкая жижа, мошка и комары… А на тарынах — плотная сухая поверхность, в лицо дует прохладный ветерок, комаров и гнуса сразу же меньше.
Или вот зимой появляется особое шипящее дыхание — частички водяных паров на морозе замерзают мгновенно, при выдохе раздается шелест…
Между прочим, тогда на Колыме мы разоблачили Джека Лондона. Он писал, что плевок замерзает при 70 — 75 градусах по Фаренгейту. 70 по Фаренгейту — это 56,7 Цельсия, а 75 — 59,4. Так вот, не раз было и 60 градусов мороза по Цельсию, и больше, а плевок не замерзает на лету! Мы прямо исплевались все, всей экспедицией, но даже самый плюгавый плевок успевал долететь до земли — хотя бы в полужидком виде.
В том же 1929 году Билибин писал, что Колыма скоро станет основной золотоносной провинцией СССР. Что золотодобыча будет на Колыме возрастать взрывообразно, что в 1938 году на Колыме добудут больше золота, чем во всем остальном СССР.
Всерьез прогнозов Билибина никто не признавал… и зря! Прогнозы его все подтвердились, до самого последнего, и в полном объеме! И не буду рассказывать сказки, что работал только ради денег или что спасался в глуши. И зарабатывал, и спасался… но не только в этом дело. Работать на Колыме нам нравилось.
Во-первых, природа. Чего стоят одни наледи, по-якутски — тарыны: ледовый щит до 5 метров глубиной, а вокруг — зелень лесов. За лето стаять не успевают… Идти по льду замечательно! Вокруг — мерзлота полуоттаяла, под сапогом — скользкая жижа, мошка и комары… А на тарынах — плотная сухая поверхность, в лицо дует прохладный ветерок, комаров и гнуса сразу же меньше.
Или вот зимой появляется особое шипящее дыхание — частички водяных паров на морозе замерзают мгновенно, при выдохе раздается шелест…
Между прочим, тогда на Колыме мы разоблачили Джека Лондона. Он писал, что плевок замерзает при 70 — 75 градусах по Фаренгейту. 70 по Фаренгейту — это 56,7 Цельсия, а 75 — 59,4. Так вот, не раз было и 60 градусов мороза по Цельсию, и больше, а плевок не замерзает на лету! Мы прямо исплевались все, всей экспедицией, но даже самый плюгавый плевок успевал долететь до земли — хотя бы в полужидком виде.