JК
Сказание о граде Ново-Китеже :: Зуев-Ордынец Михаил Ефимович
Страница: 54 из 76А разве Сережа не мужчина? И он будет нести «собачью вахту», дожидаясь возвращения капитана.
Но не помог и пиратский роман: спать по-прежнему хотелось невыносимо. Он уже и ухо себе безжалостно крутил, как вычитал в какой-то книге, но все равно проваливался в теплую, мягкую пропасть сна, вздрагивал, открывал глаза и снова проваливался. Он слышал где-то глубоко-глубоко плеск и бульканье Сердитой реки и ватный почему-то голос дядя Феди, разговаривающего с Витей, а потом ничего не слышал и удивился, почувствовав, что не сидит на буреломном дереве, а лежит на пихтовой подстилке с братовым кителем под головой.
Он открыл глаза, сел и снова удивился. Костер стал каким-то другим: он не шипел, не шептал, а буйно, со свистом грыз будто облитые бензином сухие еловые ветви.
– Сигнала от товарища капитана нет? – спросил он.
– Нет сигнала, – неохотно ответил Птуха. – «Уж полночь близится, а Германа все нет».
Виктор встал с подстилки и подошел к костру.
– Пускайте ракету, Федор Тарасович! – резко сказал он.
– Приказано не обнаруживаться, – растерянно ответил мичман. – За нарушение приказа даст нам капитан на всю катушку!
– Не спорьте! Я отвечаю. Пускайте ракету! Мичман покорно вздохнул, зарядил пистолет и выстрелил. Резкий, слепящий свет, холодный и безрадостный, залил тайгу. Ракета погасла. Все молча слушали тайгу. В темных ее глубинах раздался вопль ужаса, отчаянный, предсмертный крик какого-то животного. Сережа вздрогнул и прижался к брату.
Но не помог и пиратский роман: спать по-прежнему хотелось невыносимо. Он уже и ухо себе безжалостно крутил, как вычитал в какой-то книге, но все равно проваливался в теплую, мягкую пропасть сна, вздрагивал, открывал глаза и снова проваливался. Он слышал где-то глубоко-глубоко плеск и бульканье Сердитой реки и ватный почему-то голос дядя Феди, разговаривающего с Витей, а потом ничего не слышал и удивился, почувствовав, что не сидит на буреломном дереве, а лежит на пихтовой подстилке с братовым кителем под головой.
Он открыл глаза, сел и снова удивился. Костер стал каким-то другим: он не шипел, не шептал, а буйно, со свистом грыз будто облитые бензином сухие еловые ветви.
– Сигнала от товарища капитана нет? – спросил он.
– Нет сигнала, – неохотно ответил Птуха. – «Уж полночь близится, а Германа все нет».
Виктор встал с подстилки и подошел к костру.
– Пускайте ракету, Федор Тарасович! – резко сказал он.
– Приказано не обнаруживаться, – растерянно ответил мичман. – За нарушение приказа даст нам капитан на всю катушку!
– Не спорьте! Я отвечаю. Пускайте ракету! Мичман покорно вздохнул, зарядил пистолет и выстрелил. Резкий, слепящий свет, холодный и безрадостный, залил тайгу. Ракета погасла. Все молча слушали тайгу. В темных ее глубинах раздался вопль ужаса, отчаянный, предсмертный крик какого-то животного. Сережа вздрогнул и прижался к брату.