Слепой боец   ::   Горишняя Юлия

А ведь за зиму он говорил Йиррину раз пять, и только наполовину в шутку, что ему кажется, мол, эта башня Катта — просто-таки часть его самого. Как рука или имя. И что он — Гэвин, сын Гэвира, — и «четвертая башня южной стены, именуемая Катта», были назначены друг другу еще в миг рождения мира, когда создавались все судьбы и звучали все имена…

— Не понимаю, — сказал Йиррин. — То есть я понимаю, что кто-то должен остаться снаружи…

— Чтобы тот, кто внутри, мог быть уверен: дружины там, снаружи, все станут делать как надо, а не как каждому из капитанов на ум взбредет, — подхватил Гэвин. — Ты сам говорил: чтоб получилось, все должно быть подогнано, как обшивка на «змее»!

— Но почему ты?! Раз Элхейва не будет… Можно ведь Увальню поручить это, он сделает не хуже. Гэвин!

Тот помолчал.

— Может, и сделает. — Казалось, он растерялся даже. — Только это не поход Долфа. Это мой поход.

—  Ты б, кажется, хотел один быть со всех сторон, — заметил на то Йиррин, — чтоб Чьянвену взяли три тысячи Гэвинов, сыновей Гэвира? — Но Гэвин не засмеялся. Не рассердился даже.

—  Хорошо бы, — отрезал он, — если б кто умирал, — умирал бы я один.

И они замолчали оба надолго. У Элха Кольца не оставалось больше сыновей, и у Элхейва остались жена и сын, Элх, сын Элхейва, что родился прошлой зимой. Хорошо хоть, сыном успел обзавестись…

Потом Йиррин трудно вздохнул:

— А может, он еще и не?..

— Помрет он. — Гэвин качнул головой. — И хорошо. Хорошо, что помрет. — Страшно говорить такие вещи, но Гэвин все-таки сказал: — Я желаю ему, чтоб он умер.