JК
Слепой боец :: Горишняя Юлия
Страница: 286 из 714А тот, приметив по ее светлым волосам и светлым глазам, что это не иначе как женщина из народа йертан, принялся расспрашивать ее о том, не знает ли она, какие дела творятся на корабле у Гэвина и отчего у Снейти такой вид, будто у них там покойник? А бывшая молодая жена кормщика отвечала, что ей откуда знать? Откуда она может знать что-нибудь еще, кроме того, что жизнь ее пропала, А теперь, даже если продадут ее в какой-нибудь приличный дом на севере, наконец-то среди людей, а не среди южан, неведомо на каком языке бормочущих, то все равно остается только одно после острова Певкина — проклинать тот день и час, когда… Откуда она может знать что-то еще? Разве только то, что все у них там, на «Дубовом Борте», или молчат, или ругаются из-за того, что их капитан не желает подбирать чьи-то объедки. Бирага какого-то. Словом, непонятные люди.
А потом, посмотрев на лицо Тбпди Холодного — каким оно стало после ее слов, — женщина подумала, что эти северяне, которые уплыли и живут на Внешних Островах, все люди одинаково непонятные, и опять заплакала, проклиная и день, и час, и «Бурую Корову» до последней ее доски.
Сколтис сказал сразу:
— Да сколько же он будет вертеть нами, как захочет тот Зеленый Ветер, который нынче у него вместо ума?!
— А что ему еще остается, — сказал рассудительный Сколтен. — Судьба его прижала, а он нас прижимает. Надо же ему как-то себя уважать.
— Худое это уважение! — сказал Сколтис.
Дьялвер сказал вот что:
— Я — как Сколтис.
А Ганейг, который был хоть и молодой человек, но никогда не забывал: он — не кто-нибудь, а внук Сколтиса Серебряного, добавил:
— Есть ведь, в конце концов, и другие капитаны, не только в Доме Щитов!
Что у одного на уме, как говорится, — у другого на языке. Если бы Сколтис хотел развалить этот поход и увести с собою часть кораблей, вроде Борлайса, он давным-давно уже мог бы это сделать. Но он этого не хотел.
А потом, посмотрев на лицо Тбпди Холодного — каким оно стало после ее слов, — женщина подумала, что эти северяне, которые уплыли и живут на Внешних Островах, все люди одинаково непонятные, и опять заплакала, проклиная и день, и час, и «Бурую Корову» до последней ее доски.
Сколтис сказал сразу:
— Да сколько же он будет вертеть нами, как захочет тот Зеленый Ветер, который нынче у него вместо ума?!
— А что ему еще остается, — сказал рассудительный Сколтен. — Судьба его прижала, а он нас прижимает. Надо же ему как-то себя уважать.
— Худое это уважение! — сказал Сколтис.
Дьялвер сказал вот что:
— Я — как Сколтис.
А Ганейг, который был хоть и молодой человек, но никогда не забывал: он — не кто-нибудь, а внук Сколтиса Серебряного, добавил:
— Есть ведь, в конце концов, и другие капитаны, не только в Доме Щитов!
Что у одного на уме, как говорится, — у другого на языке. Если бы Сколтис хотел развалить этот поход и увести с собою часть кораблей, вроде Борлайса, он давным-давно уже мог бы это сделать. Но он этого не хотел.