Слепой боец   ::   Горишняя Юлия

Почему у него перед глазами какие-то доски (не пахнут — странно), почему левая передняя болит, прямо отваливается, и почему, когда он шевелится, оглядываясь, какой-то человек рядом говорит ему:

— Капитан, так ты живой, что ли?

Конечно же, Гэвин был жив, раз был жив бани Вилийас. Ежели Пойг разговаривал спокойным, совершенно нормальным голосом, это вовсе не значит, что у него ум был на месте, в отличие от остальных.

— А мы-то уж думали, кинпуром тебя достало, — продолжал Пойг. И в сторону, негромко! — Ну Тойми…

Похоже, Гэвин был сейчас самым трезвомыслящим здесь человеком. Потому что его нисколько не волновало, кинпур или не кинпур, а волновало его только то, что его странный приятель, волк, от которого столько треволнений, застрял там, возле голубой, опасной и светящейся, и все не двигается с места, точно невесть что там обнаружил; и вдруг, обернувшись, он рычит что-то непонятное… нет, это Пойг рычит что-то непонятное… нет, это Пойг говорит что-то непонятное… нет, это Пойг говорит:

— Гармафаны.

Потому что Гэвин, оказывается, успел спросить, какие «опасные» корабли. Гармафаны. Значит, у нас нет заложника. Впрочем, его все равно б не было.

Подумав о бани Вилийасе, Гэвин ощутил ту связь со своим заклинанием, которым он до сих пор мог убить пленника в любой момент. И ощутил еще одну связь.

Он просто не мог допустить, чтобы кто-то позволял себе считать «все кончено», когда Гэвин, сын Гэвира, не сказал еще своего решающего слова.