Слепой боец   ::   Горишняя Юлия

И уж об этом втором — почему он не поддался безумию, запалившему всех вокруг, — двух мнений быть не может, что бы там кто ни говорил.

А кое-кто говорил, будто дело, мол, в том, что Дейди был чужим здесь, и не пытался стать не чужим, и, мол, даже он если и пришел так же близко к боевой ярости, как все, сигнал должен был выглядеть — чтобы подействовать на него, — как-нибудь этак по-другому, «по-многокоровски».

(Ну прямо можно подумать, что в соседней округе живут уже люди с пятью ногами.)

Но порою рядом, по одной с тобой земле и по одной палубе, ходит человек, более удивительный, чем если бы было у него пять ног, — а всем наплевать. Один Дьялвер смутно чувствовал, что жизнь обошлась с Дейди несправедливо; а все остальные только думали: мол, по его несдержанному поведению порой заметно, что сын служанки; а потом переставали об этом думать.

Дьялвер? А что — Дьялвер? Дьялвер Простоватый. Что может значить его мнение? Тем более что у него и мнения-то не было, а было одно чувство. Наверное, он был очень мужественный и очень достойный человек, если сумел это почувствовать, — что, обойдись жизнь с Дейди Лесовозом справедливо, не дружинником он бы должен стать.

Дьялвер вообще в этом разбирался. Вот Сколтиса он очень уважал, и это — в отличие от обхождения его с Дейди — никого не удивляло.