JК
Смерть - дело одинокое :: Брэдбери Рэй
Страница: 33 из 65- Ну-ка постой!
Койка взвизгнула подо мной,как потревоженная во сне кошка. Я навалился на нее всей своей тяжестью и шарил пальцами по штукатурке. Там были какие-то слова. Письмо? Намек? Улика?
И я вспомнил любимый детьми фокус. Просишь приятелей написать что-нибудь в блокноте, вырвать страничку и разорвать ее. Потом уходишь с блокнотом в другую комнату, проводишь мягким карандашом по бесцветным отпечаткам на чистой странице раз, другой, и, возвращаясь, объявляешь, что было написано.
Это я сейчас и проделал. Достал карандаш и осторожно начал водить тупым грифелем по стене. Проявились сделанные ногтем царапины: обрисовался рот, потом глаз, какие-то полосы и круги, обрывки стариковской полудремы.
"Четыре часа ночи, а сна нет".
Чуть ниже едва различаемая мольба:
"Господи! Помоги уснуть!"
А на рассвете отчаянное:
"Господи Иисусе!"
И наконец под этими словами я увидел то, что будто ударило меня под колени, и я присел. Потому что на стене было нацарапано:
"Ом снова стоит в холле".
"Да ведь это обо мне, - промелькнуло у меня в мозгу. - Это же я пять минут назад стоял наверху перед дверью старухи. И минуту назад - перед этой дверью. И..."
Прошлая ночь. Трамвай. Дождь. Огромный вагон грохочет по рельсам, скрипят и стонут деревянные части, сотрясаются потускневшие металлические детали, а кто-то невидимый раскачивается в проходе у меня за спиной, оплакивая похоронный рейс трамвая.
"Он снова стоит в холле".
А тот стоял в проходе у меня за спиной.
Койка взвизгнула подо мной,как потревоженная во сне кошка. Я навалился на нее всей своей тяжестью и шарил пальцами по штукатурке. Там были какие-то слова. Письмо? Намек? Улика?
И я вспомнил любимый детьми фокус. Просишь приятелей написать что-нибудь в блокноте, вырвать страничку и разорвать ее. Потом уходишь с блокнотом в другую комнату, проводишь мягким карандашом по бесцветным отпечаткам на чистой странице раз, другой, и, возвращаясь, объявляешь, что было написано.
Это я сейчас и проделал. Достал карандаш и осторожно начал водить тупым грифелем по стене. Проявились сделанные ногтем царапины: обрисовался рот, потом глаз, какие-то полосы и круги, обрывки стариковской полудремы.
"Четыре часа ночи, а сна нет".
Чуть ниже едва различаемая мольба:
"Господи! Помоги уснуть!"
А на рассвете отчаянное:
"Господи Иисусе!"
И наконец под этими словами я увидел то, что будто ударило меня под колени, и я присел. Потому что на стене было нацарапано:
"Ом снова стоит в холле".
"Да ведь это обо мне, - промелькнуло у меня в мозгу. - Это же я пять минут назад стоял наверху перед дверью старухи. И минуту назад - перед этой дверью. И..."
Прошлая ночь. Трамвай. Дождь. Огромный вагон грохочет по рельсам, скрипят и стонут деревянные части, сотрясаются потускневшие металлические детали, а кто-то невидимый раскачивается в проходе у меня за спиной, оплакивая похоронный рейс трамвая.
"Он снова стоит в холле".
А тот стоял в проходе у меня за спиной.