JК
Стимпанк :: Филиппо Пол Ди
Страница: 271 из 363Сумеет ли она собраться с духом настолько, чтобы еще раз посетить сумасшедший зверинец, каким стал дом ее брата? Что, если гнусная мадам Селяви вновь в нее вцепится? Что, если франтоватый мистер Крукс вновь чмокнет ее руку? Что, если фанатичные глаза мистера Дэвиса вновь пришпилят ее, будто бабочку к карточке? Что, если она встретит Сью, свою невестку и леди Макбет? Что, если она встретит Уитмена? Как она теперь сожалела, что отдала ему свои стихи, эти Ключи к Внутренним Покоям ее Сердца…
Эмили вынудила себя приструнить всех этих злоехидных мысленных демонов и открыла заднюю дверь.
Обремененные цветущими гроздьями кусты белой и лиловой сирени обрамляли портал, и их сладкое благоухание колыхалось над крыльцом, точно облако.
Погрузив косматую голову в глубину ниспадающих кистей, Уитмен с медвежьим фырчанием втягивал их опьяняющее благоухание.
Замерев, Эмили холодела и горела одновременно. Это не был просто Холод – она ощущала, как Сирокко ползает по ее Плоти. Но это не был и просто Огонь – ее Мраморные Ступни могли бы охладить Алтарь.
Уитмен извлек голову из цветов: крохотные безупречные цветки облепили ему волосы и бороду, превратив его в истинного Пана. Рабочая рубаха с открытым воротом обнажала густую шерсть на его груди – прежде увиденную Эмили в намыленном состоянии, – столь же расцвеченную.
– Когда в цвету дворовая сирень, – продекламировал Уитмен, – я радуюсь весне непреходящей.
Затем, водворив на затылок широкополую шляпу, которую держал, он нежно взял руку Эмили и сказал:
– Идемте, ma femme, погуляем немножко. Эмили беспомощно подчинилась.
Некоторое время они бродили между клумбами – детишками, которых с такой любовью баловала их госпожа, – и молчали. Потом Уитмен сказал:
– Вы дали мне не просто стихи. Не всего лишь книгу. Кто бы ни прикоснулся к ним, прикоснется к женщине.
Таких слов Эмили даже не надеялась когда-либо услышать в своей жизни.
Эмили вынудила себя приструнить всех этих злоехидных мысленных демонов и открыла заднюю дверь.
Обремененные цветущими гроздьями кусты белой и лиловой сирени обрамляли портал, и их сладкое благоухание колыхалось над крыльцом, точно облако.
Погрузив косматую голову в глубину ниспадающих кистей, Уитмен с медвежьим фырчанием втягивал их опьяняющее благоухание.
Замерев, Эмили холодела и горела одновременно. Это не был просто Холод – она ощущала, как Сирокко ползает по ее Плоти. Но это не был и просто Огонь – ее Мраморные Ступни могли бы охладить Алтарь.
Уитмен извлек голову из цветов: крохотные безупречные цветки облепили ему волосы и бороду, превратив его в истинного Пана. Рабочая рубаха с открытым воротом обнажала густую шерсть на его груди – прежде увиденную Эмили в намыленном состоянии, – столь же расцвеченную.
– Когда в цвету дворовая сирень, – продекламировал Уитмен, – я радуюсь весне непреходящей.
Затем, водворив на затылок широкополую шляпу, которую держал, он нежно взял руку Эмили и сказал:
– Идемте, ma femme, погуляем немножко. Эмили беспомощно подчинилась.
Некоторое время они бродили между клумбами – детишками, которых с такой любовью баловала их госпожа, – и молчали. Потом Уитмен сказал:
– Вы дали мне не просто стихи. Не всего лишь книгу. Кто бы ни прикоснулся к ним, прикоснется к женщине.
Таких слов Эмили даже не надеялась когда-либо услышать в своей жизни.