JК
Тайная история сталинских преступлений :: Орлов Александр
Страница: 375 из 453У Кре-стинского не было уверенности, что удастся спасти жену, но жизнь дочери, безусловно, будет спасена, если он согласится заплатить за неё цену, назна-ченную Сталиным.
Когда-то Крестинский был юристом, и он лучше других понимал, чего ему ждать от энкаведистского следствия и сталинского суда. Ещё до ареста он ска-зал себе, что сопротивление бесполезно и что ему придется договориться по-хорошему с руководством НКВД, как только он окажется в их власти. В июне он уже подписал своё первое "признание".
Но на самом суде произошёл эпизод, не оставшийся незамеченным теми, кто внимательно следил за ходом процесса.
Когда в первый же день суда председательствующий спросил Крестинско-го, признаёт ли он свою вину, тот твёрдо ответил:
– Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда не был участни-ком "право-троцкистского блока", о существовании которого я не знал. Я не совершил также ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности я не признаю себя виновным в связях с германской развед-кой.
Это был первый (и последний) случай на протяжении всех трёх московских процессов, когда подсудимый рискнул на суде прямо заявить о своей невинов-ности по всем пунктам предъявленного обвинения.
Заявление Крестинского породило массу толков. Люди, следившие за хо-дом процесса, с острым интересом ожидали, удастся ли Крестинскому довести свой поединок с судом до победного конца.
На следующий день, 3 марта 1938 года, Крестинского снова ввели в зал су-да вместе со всеми обвиняемыми. В течение утреннего заседания он не сказал ни слова, и прокурор не задал ему ни единого вопроса.
Когда-то Крестинский был юристом, и он лучше других понимал, чего ему ждать от энкаведистского следствия и сталинского суда. Ещё до ареста он ска-зал себе, что сопротивление бесполезно и что ему придется договориться по-хорошему с руководством НКВД, как только он окажется в их власти. В июне он уже подписал своё первое "признание".
Но на самом суде произошёл эпизод, не оставшийся незамеченным теми, кто внимательно следил за ходом процесса.
Когда в первый же день суда председательствующий спросил Крестинско-го, признаёт ли он свою вину, тот твёрдо ответил:
– Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда не был участни-ком "право-троцкистского блока", о существовании которого я не знал. Я не совершил также ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности я не признаю себя виновным в связях с германской развед-кой.
Это был первый (и последний) случай на протяжении всех трёх московских процессов, когда подсудимый рискнул на суде прямо заявить о своей невинов-ности по всем пунктам предъявленного обвинения.
Заявление Крестинского породило массу толков. Люди, следившие за хо-дом процесса, с острым интересом ожидали, удастся ли Крестинскому довести свой поединок с судом до победного конца.
На следующий день, 3 марта 1938 года, Крестинского снова ввели в зал су-да вместе со всеми обвиняемыми. В течение утреннего заседания он не сказал ни слова, и прокурор не задал ему ни единого вопроса.