JК
У реки Смородины :: Панарин Сергей
Страница: 9 из 85Такое случается, если долго терпеть громкие звуки, а потом попасть в тихое место.
На земле валялись солнцезащитные очки-хамелеоны, выпавшие из кармана. Старшой любил эти очки. Они подчеркивали его мужественность.
Поднял и тут же отбросил в кусты:
– Да, жизнь дала трещину. Разбились.
Здесь, в низине, уже скопился утренний туман, хотя небо лишь начало сереть и до рассвета было около часа. Иван четко различил дорогу, идущую вдоль железнодорожной насыпи. Две глубокие колеи с грязными лужами. Парень отметил, что мутная вода не тронута ледком, значит, не особо холодно. Сено, так кстати оказавшееся на обочине, видимо, свалилось с трактора. Значит, где-то рядом есть поля и деревня.
Старшой справился с головокружением и зашагал к месту падения брата. Здесь насыпь отделялась от дороги высокой порослью кустарника. Иван предпочел карабкаться по склону, придерживаясь за него левой рукой. Галька сыпалась волнами, норовила забиться в армейские ботинки.
– Егор! – Пар вырвался изо рта, заклубился, рассеиваясь, словно сигаретный дым.
Шагах в двадцати зашевелились кусты, раздался стон, переходящий в нецензурный возглас.
«Матюгается, значит, живой!» – обрадовался Старшой. В шальной голове крутилась песенка: «Расплескалась синева, расплескалась. По беретам растеклась, по погонам…»
Егор выполз на склон. Штаны и куртку покрывал слой пыли, правое колено было в грязи.
На земле валялись солнцезащитные очки-хамелеоны, выпавшие из кармана. Старшой любил эти очки. Они подчеркивали его мужественность.
Поднял и тут же отбросил в кусты:
– Да, жизнь дала трещину. Разбились.
Здесь, в низине, уже скопился утренний туман, хотя небо лишь начало сереть и до рассвета было около часа. Иван четко различил дорогу, идущую вдоль железнодорожной насыпи. Две глубокие колеи с грязными лужами. Парень отметил, что мутная вода не тронута ледком, значит, не особо холодно. Сено, так кстати оказавшееся на обочине, видимо, свалилось с трактора. Значит, где-то рядом есть поля и деревня.
Старшой справился с головокружением и зашагал к месту падения брата. Здесь насыпь отделялась от дороги высокой порослью кустарника. Иван предпочел карабкаться по склону, придерживаясь за него левой рукой. Галька сыпалась волнами, норовила забиться в армейские ботинки.
– Егор! – Пар вырвался изо рта, заклубился, рассеиваясь, словно сигаретный дым.
Шагах в двадцати зашевелились кусты, раздался стон, переходящий в нецензурный возглас.
«Матюгается, значит, живой!» – обрадовался Старшой. В шальной голове крутилась песенка: «Расплескалась синева, расплескалась. По беретам растеклась, по погонам…»
Егор выполз на склон. Штаны и куртку покрывал слой пыли, правое колено было в грязи.