JК
Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу :: Смирнов Леонид Эллиевич
Страница: 514 из 574Руканога охватывает ужас, и он мгновенно переносится куда-нибудь за тыщу верст, а еще лучше – на противоположный конец Земли.
Самозаговор был силен. Обретя пластичность, я долгих полчаса ощущал, как все вокруг колеблется, словно отражение деревьев в озерной ряби, меняется беспрестанно. Мне казалось, это не я стал пластилином, а внешний мир.
На посту губернского Воеводы волею судеб очутился младший логик Николай Федорович Пришвин. Он встретил нас троих на ступенях парадной лестницы, Блямба изрядно пострадала в недавних боях. То, что не осмелился сделать я, сотворили другие. Здание, в котором закрепились войска, верные фельдмаршалу Улусову, гвардейцы Виссариона Удалого расстреливали прямой наводкой, и в фасаде зияло несколько огромных дыр, заложенных мешками с песком. Выбитые окна были наспех забиты фанерой и досками.
Давненько я не видел своего брата. В первый миг показалось, что он мало изменился: все тот же соломенный блондин, высокий как каланча, стройный, голубоглазый. Правда, кожа потемнела и заморщинилась, под глазами мешки набрякли, на лбу тугие складки пролегли. Так что выглядел он на все сорок, если не на сорок пять. Жизнь изрядно его потрепала.
– Где конвой?! – были мои первые слова – вместо приветствия.
– Конвой погиб, – выдавил из себя Коля. Был он мрачен, нервно покусывал губы. Куда подевалось его прежнее неколебимое спокойствие? – На полпути к вокзалу сварился в «пээре» – как в кастрюле. Асфальт кипел, деревья и трава на газонах вспыхивали от жара.
Самозаговор был силен. Обретя пластичность, я долгих полчаса ощущал, как все вокруг колеблется, словно отражение деревьев в озерной ряби, меняется беспрестанно. Мне казалось, это не я стал пластилином, а внешний мир.
На посту губернского Воеводы волею судеб очутился младший логик Николай Федорович Пришвин. Он встретил нас троих на ступенях парадной лестницы, Блямба изрядно пострадала в недавних боях. То, что не осмелился сделать я, сотворили другие. Здание, в котором закрепились войска, верные фельдмаршалу Улусову, гвардейцы Виссариона Удалого расстреливали прямой наводкой, и в фасаде зияло несколько огромных дыр, заложенных мешками с песком. Выбитые окна были наспех забиты фанерой и досками.
Давненько я не видел своего брата. В первый миг показалось, что он мало изменился: все тот же соломенный блондин, высокий как каланча, стройный, голубоглазый. Правда, кожа потемнела и заморщинилась, под глазами мешки набрякли, на лбу тугие складки пролегли. Так что выглядел он на все сорок, если не на сорок пять. Жизнь изрядно его потрепала.
– Где конвой?! – были мои первые слова – вместо приветствия.
– Конвой погиб, – выдавил из себя Коля. Был он мрачен, нервно покусывал губы. Куда подевалось его прежнее неколебимое спокойствие? – На полпути к вокзалу сварился в «пээре» – как в кастрюле. Асфальт кипел, деревья и трава на газонах вспыхивали от жара.