Банда 8   ::   Пронин Виктор

Что-то дожевывал Худолей, потом Халандовский решил наполнить стаканы, и он их наполнил бестрепетной своей мохнатой рукой, Шаланда тяжко и шумно вздыхал, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, и только Пафнутьев, казалось, был беззаботен — он аппетитно закусывал, укладывая укроп и петрушку на горячие еще куски мяса, потом молча допил оставшуюся в своем стакане водку, выразительно посмотрел на Халандовского, дескать, пора наливать.

И тот послушно разлил по стаканам остатки водки.

— Между прочим, — неожиданно оживился Халандовский, — его фамилию иногда произносят как Дубовский, имея в виду не слово «дуб», как некоторым может показаться, намекают на слово дубина. А дубина, Паша, это оружие. Безжалостное, всесокрушающее, всесминающее оружие. Это не тонкий изящный ножичек, это не молчаливая пуля, не аристократический яд... Это дубина, Паша, которая проламывает черепа и крошит ребра.

— Ишь ты, — проговорил Пафнутьев с набитым ртом. — Надо же.

— Хорошо, скажу. — Поставив локти на стол, Халандовский некоторое время сидел молча, уставившись в тарелку. — Если ты так хочешь, пожалуйста... Он мне звонил.

— Кто? — спросил Пафнутьев.

— Лубовский. Он уже знает о тебе. Он знает о тебе больше, чем ты о нем. Твое досье, Паша, у него на столе. Он, Паша, уже назначил человека, который будет тобой заниматься. Но я этого человека не знаю.

— А с Лубовским ты знаком?

— Да, Паша. И достаточно давно. Мы с ним когда-то начинали с наперстков, потом у нас было спортлото, какая-то благотворительная лотерея... Мы с ним даже книжки издавали, но пролетели на реализации. Нас кинули. Потом он кинул меня, но я не обиделся, это было нормально. Так было принято в начале девяностых.

— Но ты ведь его не кинул?

— Я глупее, Паша. Тогда же наши пути и разошлись.