Облава   ::   Хомченко Василий Фёдорович

И село, стоявшее напротив них на том берегу, хранило тишину, словно тоже ещё не проснулось.

— Хоть бы кто-нибудь к реке подошёл — покричали бы, — сказал Сапежка.

— Подойдут, — обнадёжил его Иванчиков. Он был совсем молод, в сереньком пиджаке с коротковатыми рукавами, в такой же серой кепке. Рыжие кудряшки выбивались из-под кепки. Такие же рыжие веснушки густо усеяли лицо. Уши смешно топырились. Про таких говорят: рыжий с ушами. Иванчикова, конечно же, так и звали в его деревне.

Дождь мелко выбивал дробь по брезенту, стекал на ноги, на Сапежкины сапоги. Иванчиков был в ботинках с обмотками.

— На паром податься — далеко. Да ещё этот паршивец дождь зарядил, — начал злиться Сапежка, и скулы на его смуглом плоском лице пришли в движение. А они начинали двигаться всегда, когда он злился. Сапежка был одет не так, как Иванчиков: кожаная куртка, галифе, хромовые сапоги.

Они уже пятый день гоняются за московскими уполномоченными, и никак их пути не пересекутся. Третьего дня чуть не застали тех в Батаевке. Там сказали, будто они поехали в Дрозды. Поспешили туда, ждали полдня, не дождались, — значит, те двинули куда-то в другое место. В Батаевке Сапежка и Иванчиков взяли письменные объяснения у председателя сельсовета и у попа. Прочитав объяснительную записку председателя, Сапежка сказал:

— Что ты тут плетёшь? Товарищ правильно говорил про диктатуру пролетариата. И про селян тоже правда была сказана.