JК
Хозяин лета. История в двенадцати патронах :: Могилевцев Дмитрий
Страница: 247 из 383Потолок, дальняя стена брызнули бетонной крошкой – но он ужележал, уткнувшись лицом в пол.
– Ты в порядке?
Павел повернул голову, выдавил хрипло:
– В порядке.
– Ты попал, – констатировал Дима, приподнимая зеркальце. – «БМП» как-то уж очень резво подалась назад.
Зазвонил телефон. Дима, подобравшись к столу на четвереньках, снял трубку.
– Не высовывайтесь, – приказал Матвей Иванович. – Начинаем.
Дима еще не успел положить трубку, как здание дрогнуло от близкого взрыва.
Мертвых хоронили вечером. Семь укрытых кумачовыми полотнищами тел лежали на броне, окруженные молчащей, угрюмой толпой, а над нею, рядом с погибшими, стоял бледный, со стиснутыми кулаками старик. Слова падали на площадь – обрывистые, рваные, тяжелые, закипавшие в мозгу.
– Братья! Вы заплатили за нашу свободу своей кровью. Мы не забудем вас. Мы отомстим! Вас предали! Мы отомстим предателям. Мы отомстим всем, кто нас предает. Живые! – Старик простер над площадью руки, будто обнимая огромную толпу. – Вы отомстите? Отомстите?
Его голос ударом колокола раскатился над площадью. И с дальних ее краев, набирая силу, крепчая, пришло эхом «…стим-м-мстим» и рванулось вверх синхронным ревом сотен глоток: «Мстим!! Мстим!!»
Площадь кричала, ревела и клялась в истыканной прожекторами темноте. Матвею Ивановичу помогли слезть с брони, повели под руки. У исполкомовского крыльца он оттолкнул поддерживавших: «Я еще не инвалид!» Скрипнув зубами, шагнул на ступеньку, поднял одеревеневшую ногу, шагнул скова.
– Ты в порядке?
Павел повернул голову, выдавил хрипло:
– В порядке.
– Ты попал, – констатировал Дима, приподнимая зеркальце. – «БМП» как-то уж очень резво подалась назад.
Зазвонил телефон. Дима, подобравшись к столу на четвереньках, снял трубку.
– Не высовывайтесь, – приказал Матвей Иванович. – Начинаем.
Дима еще не успел положить трубку, как здание дрогнуло от близкого взрыва.
Мертвых хоронили вечером. Семь укрытых кумачовыми полотнищами тел лежали на броне, окруженные молчащей, угрюмой толпой, а над нею, рядом с погибшими, стоял бледный, со стиснутыми кулаками старик. Слова падали на площадь – обрывистые, рваные, тяжелые, закипавшие в мозгу.
– Братья! Вы заплатили за нашу свободу своей кровью. Мы не забудем вас. Мы отомстим! Вас предали! Мы отомстим предателям. Мы отомстим всем, кто нас предает. Живые! – Старик простер над площадью руки, будто обнимая огромную толпу. – Вы отомстите? Отомстите?
Его голос ударом колокола раскатился над площадью. И с дальних ее краев, набирая силу, крепчая, пришло эхом «…стим-м-мстим» и рванулось вверх синхронным ревом сотен глоток: «Мстим!! Мстим!!»
Площадь кричала, ревела и клялась в истыканной прожекторами темноте. Матвею Ивановичу помогли слезть с брони, повели под руки. У исполкомовского крыльца он оттолкнул поддерживавших: «Я еще не инвалид!» Скрипнув зубами, шагнул на ступеньку, поднял одеревеневшую ногу, шагнул скова.