Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I   ::   Штерн Борис Гедальевич

А я? Блестя белками глаз,

Тебя ревную, что Отелло,

Ко всем (невидимым сейчас!)

Партнерам грез твоих и тела [67]

Но утро настало, за любовь следовало платить, и Гамилькар, как порядочный человек, расплатился с графиней кульком с апельсинами и бутылкой шампанского «Madame de Pompadour» [68] .

– Que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous [69] , – сказал он.

Апельсины и шампанское по тем временам были очень щедрым вознаграждением, потому что графиня, начиная с Великого Октября, медленно истощалась от авитаминоза, хотя ее жировых запасов до Франции могло хватить.

– Пожалуйста, возьмите меня с собой во Францию! – вдруг по-русски разрыдалась графиня, но африканец, как видно, не понял.

– De grace, faites cela pour moi! Arranges-moi cette affaire et je suis votre [70] , – продолжая рыдать, перевела графиня.

На что шкипер, надевая клеши, хмуро буркнул:

– Qui vivra verra [71] .

И стал завязывать шнурки на добротных английских ботинках. Гамилькар был осторожен, в Севастополе к нему уже обращались с подобными просьбами. Он не имел таких далеко идущих планов в отношении графини, и это «qui vivra verra» прозвучало для нее как вежливая насмешка деликатного людоеда, она была уверена, что сплоховала в постели, и пребывала в отчаянии, – хотя африканец был такой страшный и непривычный, что даже клопы удрали с дивана, даже диван напрягся, но уж лучше лежать под интеллигентным эфиопом, чем под большевистскими хамами.

– Аи revoir! [72] – попрощался шкипер.

«Alles vous promener» [73] , – подумала и чуть не сказала графиня.

– A demain, – прошептала графиня.