JК
Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I :: Штерн Борис Гедальевич
Страница: 116 из 356Увидев в сумерках черного человека, она с ужасом прошептала: «Эфиоп твою мать!», перекрестилась и опять рванула в родной сарай, где немедленно глотнула горькой ореховой самогонки прямо из сулеи, глянула в щель, бочком, бочком выбралась со двора и помчалась на blyadki в Артиллерийские казармы на Малахов курган. Африканец не обратил на Люську никакого внимания.
Он взошел на крыльцо, постучал к графине и дождался уже знакомого:
– Oui!
Гамилькар вошел, поклонился, поставил на стол черную бутылку турецкой мастики, сел на коварный пружинный диван рядом с графиней и сразу задул свечу.
Во вторую ночь графине Л. К. пришлось тяжело потрудиться, зато она получила неожиданное удовольствие – она уже немного привыкла лежать под горячим негром, уже успела оценить, что африканец был чист, аккуратен, вежлив, европейски образован и неутомим в постели – то, что называется по-французски «d'un homme de beaucoup de merite» [77] .
В графине внезапно проснулась молодая самка, в свое оправдание она вспомнила великих африканцев – Ганнибала, Отелло и прадеда Пушкина le Negre du tzar [78] Абрама Петровича, которых так страстно любили белые женщины; elle est debordee [79] , она стыдливо покраснела в темноте, зажмурила глаза и представила себя в постели с самим Пушкиным, тем более что Гамилькар, как стандартный эфиопский тип, очень смахивал на Александра Сергеевича – курчавостью, толстыми губами, широким лбом, серо-голубыми глазами навыкат.
Он взошел на крыльцо, постучал к графине и дождался уже знакомого:
– Oui!
Гамилькар вошел, поклонился, поставил на стол черную бутылку турецкой мастики, сел на коварный пружинный диван рядом с графиней и сразу задул свечу.
Во вторую ночь графине Л. К. пришлось тяжело потрудиться, зато она получила неожиданное удовольствие – она уже немного привыкла лежать под горячим негром, уже успела оценить, что африканец был чист, аккуратен, вежлив, европейски образован и неутомим в постели – то, что называется по-французски «d'un homme de beaucoup de merite» [77] .
В графине внезапно проснулась молодая самка, в свое оправдание она вспомнила великих африканцев – Ганнибала, Отелло и прадеда Пушкина le Negre du tzar [78] Абрама Петровича, которых так страстно любили белые женщины; elle est debordee [79] , она стыдливо покраснела в темноте, зажмурила глаза и представила себя в постели с самим Пушкиным, тем более что Гамилькар, как стандартный эфиопский тип, очень смахивал на Александра Сергеевича – курчавостью, толстыми губами, широким лбом, серо-голубыми глазами навыкат.