Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I   ::   Штерн Борис Гедальевич

После демонстрации он в глубокой задумчивости сошел с трибуны, сел в черную «Волгу» и до основанья напился с соратниками в ресторане «Гуляй»; потом он намеками пытался выяснить у Вышинского: почудилось или не почудилось? Заборное слово из трех букв стояло в глазах, разные слова трансформировались в ту самую мудищевскую елду – май (майор, майдан, майонез), рай (райсовет, райком,райисполком) и т. д., – куда ни глядел первый секретарь, чудился ему громадный мудищевский болт с гайкой. На следующий день жить не хотелось, и первый секретарь с березовым веником отправился в охотничий домик с парной, разделся и с предвкушающим выражением лица открыл дверь в парную. Оттуда вырвались клубы пара. Потом послышались удары веника по телу и тяжелое дыхание Шепилова: «Уф… бух… уф… бух…» Удары и дыхание участились и перешли в непрерывный звук, напоминающий пыхтенье паровоза. Раздался паровозный гудок: «Ту-ту!…», пар неожиданно исчез, и мимо первого секретаря поехали зеленые вагоны, вагоны, вагоны с надписями по-английски: «Джибути – Аддис-Абеба». Вагоны прошли, и Шепилов увидел перрон и незнакомый вокзал с надписью «Джибути». На перроне стояли совершенно обалдевшие черные негры с сумками и чемоданами и разглядывали совершенно обалдевшего голого белого Шепилова, который сидел на путях с шайкой и березовым веником. Стояла удушливая жара, где-то рядом был экватор. «Люблю», – подумал Шепилов, а негры вызвали «скорую помощь» и увезли Шепилова сначала в больницу, потом в советское посольство, а потом самолетом в Москву в психдиспансер с тяжелой формой гомосексуальных галлюцинаций, отягощенных синдромом Кандинского, и некому было его излечить, потому что фрейдистский психоанализ был тогда в крутом загоне. Что еще?

Провинция наступала на столицу, как пустыня на Аральское море.