Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I   ::   Штерн Борис Гедальевич

Петр Николаич выбрал и протянул Гамилькару самое большое яблочко и поинтересовался подробностями ареста в Бахчисарае, где африканец сидел в одной смертной камере с поэтом Максимильяном Волошиным.

– Хороший поэт, – похвалил Гамилькар и лишь из вежливости осторожно надкусил кислое яблочко.

– Не слышал о таком. Кто это – Maksimilian Volochin? – спросил Врангель у Boulat'a Chalvovitch'a (тот присутствовал при беседе).

– Есть такой, – подтвердил тот.

– Не из Демьянов ли Бедных? – спросил генерал Акимушкин (он тоже присутствовал) и недобро прищурился.

– Нет, нет! – поспешил защитить коллегу Булат Шалвович. – Наш поэт, наш, из гнилых либералов.

– В самом деле хороший поэт?

Булат Шалвович, хотя и недолюбливал Максимильяна Волошина, но из цеховой солидарности в знак одобрения показал большой палец и сказал:

– Его нужно выпустить, он не создан для тюрьмы.

– Опять поэтов почем зря хватают, – затосковал Врангель. – Хотя моих контрразведчиков можно понять – стихи в больших количествах вещь невыносимая, как сказал однажды один умный человек. Ладно, отпустите. – Он кивнул начальнику контрразведки.

– Там еще электрик был, – вдруг вспомнил Гамилькар и возжелал спасти электрика.

– Какой еще электрик? – спросил Врангель,

– Нет уже электрика, – с неудовольствием ответил начальник контрразведки, будто не от него зависело, быть тому электрику или не быть.

Впрочем, от генерала Акимушкина в самом деле мало зависела жизнь какого-то электрика, все решалось на местах – где Бахчисарай, а где Севастополь.

Так героически погиб электрик Валенса.