JК
Эныч :: Комарницкий Евгений
Страница: 154 из 322Слышит за спиной:
— Вчера прихожу в детсад за своими Чебурашками, а мне их не отдают. Говорят, у детей свинка. Карантин, стало быть. Вот лафа! И заболевание неопасное, и отдохнем мы, наконец, с моей Настей. По-человечески перепихнуться можно. Комната у нас, сам знаешь, одна, и та не наша; то Игорек проснется, то Иринка пописать захочет, и все не вовремя!
— Во-от в чем дело! Каранти-ин! То-то нас с Михалком-Ники-той погнали сегодня из «муравейника»!
Новый взрыв смеха опять привлекет Сашино внимание к распивающим вермут. Саша видит, что компания пополнилась толстяком в штормовке и болотных сапогах. За плечами у толстяка рюкзак.
— Еще один капитан Врунгель выискался! — восклицает Гвоздь.
— Куда-куда? — слепой старается сдержать смех. — Головой? И прямо на площади?
— Точно вам говорю, — толстяк прижимает к животу кружку. — Я как раз вчера на делянку в Перестройкино к себе собрался. Спешу с утра-пораныпе на вокзал. Прямо передо мной идет женщина. Приличная, с зонтиком, на Мордюкову похожа. Тут налетает на нее старикашка, валит на ступеньки памятника и — в нее по самые плечи.
Хохот возобновляется.
— Ну, как хотите. Не верите и не надо, — толстяк подносит кружку к губам, сдувает несуществующую пену.
— Ты со своей Перестройкой самое интересное пропустил, — вдоволь насмеявшись, говорит Гвоздь, чеша нос. Принимает от подростка следующую бутылку. — Не видел, как жестянка горела. Приятное было зрелище! Весь город на балконы повылазил.
— Вчера прихожу в детсад за своими Чебурашками, а мне их не отдают. Говорят, у детей свинка. Карантин, стало быть. Вот лафа! И заболевание неопасное, и отдохнем мы, наконец, с моей Настей. По-человечески перепихнуться можно. Комната у нас, сам знаешь, одна, и та не наша; то Игорек проснется, то Иринка пописать захочет, и все не вовремя!
— Во-от в чем дело! Каранти-ин! То-то нас с Михалком-Ники-той погнали сегодня из «муравейника»!
Новый взрыв смеха опять привлекет Сашино внимание к распивающим вермут. Саша видит, что компания пополнилась толстяком в штормовке и болотных сапогах. За плечами у толстяка рюкзак.
— Еще один капитан Врунгель выискался! — восклицает Гвоздь.
— Куда-куда? — слепой старается сдержать смех. — Головой? И прямо на площади?
— Точно вам говорю, — толстяк прижимает к животу кружку. — Я как раз вчера на делянку в Перестройкино к себе собрался. Спешу с утра-пораныпе на вокзал. Прямо передо мной идет женщина. Приличная, с зонтиком, на Мордюкову похожа. Тут налетает на нее старикашка, валит на ступеньки памятника и — в нее по самые плечи.
Хохот возобновляется.
— Ну, как хотите. Не верите и не надо, — толстяк подносит кружку к губам, сдувает несуществующую пену.
— Ты со своей Перестройкой самое интересное пропустил, — вдоволь насмеявшись, говорит Гвоздь, чеша нос. Принимает от подростка следующую бутылку. — Не видел, как жестянка горела. Приятное было зрелище! Весь город на балконы повылазил.