Эныч   ::   Комарницкий Евгений

Перед эстрадой кружатся в танце несколько пар. Между столиками снуют, гремя посудой и деревянными счетами, официанты. За столиками, покрытыми пятнистыми скатертями, ерзают, крича и жестикулируя, посетители. Под потолком угрожающе раскачивается, позванивая псевдо-хрустальными сосульками, гигантская люстра.

Музыка смолкает. Музыканты, побросав инструменты, торопятся к своему столику у эстрады. Залпом выпивают по два-три фужера. Давясь, закусывают. Пауза позволяет расслышать отдельные выкрики посетителей.

— Я командировочный! Третий день поесть не могу!.. Почему вы берете с меня за водку? Я пил*нарзан!.. Что вы принесли?! Они же синие! И воняют!.. Смотрите! У меня в супе нечеловеческие волосы!!.

Музыканты, спотыкаясь, запрыгивают на эстраду. Хватают инструменты, ударяют по струнам. Выкрики съедаются разудалой «Коробушкой».

Вдоль одной из стен зала, на высоте пяти-шести метров, тянется галерея. Она занавешена легкими шторами. На галерее располагаются отдельные кабинеты. В кабинете, находящемся ближе к эстраде, ужинает компания из пяти человек во главе с первым секретарем обкома Борисовым.

— Ну, как Москва, Василий Мартынович? — спрашивает председатель Горпотребсоюза Новиков, полный мужчина с крючковатым носом.

— Откровенно говоря, Марк Захарович, я ее в этот раз почти и не видел. Дела закрутили… Подай мне хренка, пожалуйста.