Моня Цацкес - Знаменосец   ::   Севела Эфраим

На это Моня ответил, что в советах он не нуждается, что до утра еще далеко и что он, Цацкес, в жизни своей откровенных подлостей не делал и в дальнейшем намерен также придерживаться этого правила.

— Так что же делать? — страдальчески заломил свои бровки Шляпентох.

— Быть евреем, — посоветовал ему Цацкес.

— Пожалуйста, — согласился Шляпентох, — лишь бы не покойником.

Зепп-Залман Зингер переводил настороженный взгляд с одного на другого и стучал зубами от холода в своей тонкой немецкой шинели.

Быть евреем, по мнению Цацкеса, означало, в первую очередь, не быть дураком. По этому признаку старший политрук Кац, например, считаться евреем не мог. Шляпентох — с большой натяжкой.

Буря бушевала под черепной коробкой Мони Цацкеса. Мозговые извилины от натуги свернулись спиралями. А внешне он набычился, надулся, и Фиме Шляпентоху показалось, что он вот-вот снова испортит воздух.

— Который час? — вскричал Моня и, как после каторжного труда, смахнул рукавом маскхалата пот со своего лица.

Зингер оттянул рукав шинели и взглянул на часы:

— Половина первого ночи.

— Успеем, — сказал Моня. — Хочешь, Залман, жить? Возвращайся назад в свою часть.

Зингер застыл с раскрытым ртом.

— Да, возвращайся, и не медля. Чтоб успеть до утра вернуться сюда с настоящим немцем. Желательно офицером. Его мы возьмем как «языка», а тебя отправим в советский тыл, сменив предварительно твою форму на что-нибудь русское. Поболтаешься немного в тылу, а потом заявишь властям, что ты беженец из Литвы и у тебя украли документы.