JК
Цыганский барон :: Мартин Кэт
Страница: 355 из 401Только бы она поверила, только бы не оттолкнула его сейчас. Что будет с ним, если она скажет «нет».
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя, мой милый цыган, я люблю тебя уже сто лет.
Доминик раскрыл объятия, прижал ее к себе, уткнулся лицом в душистые золотые волосы. Ком в горле мешал ему говорить.
— Кэтрин… — Он почувствовал, как что-то горячее и влажное заволокло взгляд. — Скажи, что ты меня простила, скажи, молю тебя.
— Я люблю тебя, — ответила Кэтрин. — Что было, то прошло. Я хочу быть твоей женой.
— Господи, — только и смог пробормотать Доминик, склоняясь к ее губам.
Губы ее, такие мягкие и податливые, трепетали. Доминик взял се на руки, холодную, как ледышка. Это он, он так заморозил ее. Господи, как он мог? Доминик целовал ее снова и снова, прижимая ее к груди, отогревая ее закоченевшие пальцы.
— Все хорошо, детка, каджори, все будет хорошо, — повторял он, баюкая ее на руках, целуя ее нос, щеки, лоб. — Ты вся дрожишь от холода.
Он уложил ее на постель и укутал одеялом. Потом подбросил дров в камин.
— Доминик…
— Что, моя хорошая? — спросил он, присаживаясь рядом с ней на кровать.
— Прости и меня тоже. Я должна была знать, что от жен хотят другого…
— Не надо, — перебил ее Доминик, мысленно ругая себя на чем свет стоит. — Не смей даже думать об этом. Ты была сегодня великолепна. Во всем я виноват, я один.
— Если ты хочешь, я постараюсь быть более…
— Я не хочу, чтобы ты менялась.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя, мой милый цыган, я люблю тебя уже сто лет.
Доминик раскрыл объятия, прижал ее к себе, уткнулся лицом в душистые золотые волосы. Ком в горле мешал ему говорить.
— Кэтрин… — Он почувствовал, как что-то горячее и влажное заволокло взгляд. — Скажи, что ты меня простила, скажи, молю тебя.
— Я люблю тебя, — ответила Кэтрин. — Что было, то прошло. Я хочу быть твоей женой.
— Господи, — только и смог пробормотать Доминик, склоняясь к ее губам.
Губы ее, такие мягкие и податливые, трепетали. Доминик взял се на руки, холодную, как ледышка. Это он, он так заморозил ее. Господи, как он мог? Доминик целовал ее снова и снова, прижимая ее к груди, отогревая ее закоченевшие пальцы.
— Все хорошо, детка, каджори, все будет хорошо, — повторял он, баюкая ее на руках, целуя ее нос, щеки, лоб. — Ты вся дрожишь от холода.
Он уложил ее на постель и укутал одеялом. Потом подбросил дров в камин.
— Доминик…
— Что, моя хорошая? — спросил он, присаживаясь рядом с ней на кровать.
— Прости и меня тоже. Я должна была знать, что от жен хотят другого…
— Не надо, — перебил ее Доминик, мысленно ругая себя на чем свет стоит. — Не смей даже думать об этом. Ты была сегодня великолепна. Во всем я виноват, я один.
— Если ты хочешь, я постараюсь быть более…
— Я не хочу, чтобы ты менялась.