JК
Долина кукол :: Сьюзан Жаклин
Страница: 8 из 699Нопопомни мои слова, Анна: через неделю-другую ты примчишься оттуда домой и будешь только рада, что сбежала из этого грязного города.
Он действительно оказался грязным, а к тому же — раскаленным от жары и наводненным людскими толпами. Солдаты и моряки фланировали по Бродвею, и в их жадных горячечных взглядах сквозила праздничная беззаботность и лихорадочно-радостное возбуждение: ведь война только что окончилась. И, несмотря на грязь, влажную липкую жару и незнакомый город, Анне передалось это возбуждение, и она ощутила полноту и биение жизни. По сравнению с замусоренными и растрескавшимися тротуарами Нью-Йорка, деревья и чистый воздух Новой Англии казались холодными и безжизненными. Небритый хозяин снял с окна табличку «Комната сдается внаем» и взял с Анны плату за неделю вперед. Он был похож на мистера Кингстона, лоренсвиллского почтальона, только улыбка у него была теплее. «Комнатенка так себе, — признал он, — зато потолки высокие и много воздуха. И я всегда рядом, на тот случай, если понадобится что-то починить или наладить». Она почувствовала, что нравится ему, а он, в свою очередь, понравился ей. В Нью-Йорке о человеке судят по его внешности, словно все вокруг родились только вчера, а прошлые заслуги в счет не идут, и их не нужно ни признавать, ни утаивать.
И вот теперь, стоя перед толстыми стеклянными дверьми с внушительной крупной надписью «Бэллами и Бэллоуз», она лелеяла надежду, что точно так же о ней станет судить и Генри Бэллами.
Он действительно оказался грязным, а к тому же — раскаленным от жары и наводненным людскими толпами. Солдаты и моряки фланировали по Бродвею, и в их жадных горячечных взглядах сквозила праздничная беззаботность и лихорадочно-радостное возбуждение: ведь война только что окончилась. И, несмотря на грязь, влажную липкую жару и незнакомый город, Анне передалось это возбуждение, и она ощутила полноту и биение жизни. По сравнению с замусоренными и растрескавшимися тротуарами Нью-Йорка, деревья и чистый воздух Новой Англии казались холодными и безжизненными. Небритый хозяин снял с окна табличку «Комната сдается внаем» и взял с Анны плату за неделю вперед. Он был похож на мистера Кингстона, лоренсвиллского почтальона, только улыбка у него была теплее. «Комнатенка так себе, — признал он, — зато потолки высокие и много воздуха. И я всегда рядом, на тот случай, если понадобится что-то починить или наладить». Она почувствовала, что нравится ему, а он, в свою очередь, понравился ей. В Нью-Йорке о человеке судят по его внешности, словно все вокруг родились только вчера, а прошлые заслуги в счет не идут, и их не нужно ни признавать, ни утаивать.
И вот теперь, стоя перед толстыми стеклянными дверьми с внушительной крупной надписью «Бэллами и Бэллоуз», она лелеяла надежду, что точно так же о ней станет судить и Генри Бэллами.