JК
Французская мелодия, русский мотив :: Скородумова Альбина
Страница: 124 из 304Она никак не хотела верить Татьяне, упорно ее убеждавшей в том, что у меня опять начинается чахотка:
— Что ты глупости говоришь, — ворчала она на невестку, — девка как цветочек лазоревый стала, поправилась, румяная вон какая ходит, а ты — чахотка, чахотка.
— Эх, ты, старая, — не сдавалась моя наперсница, — это у чахоточных завсегда так — сначала румянец, а потом, как кровь горлом пойдет, поздно будет. Пора, самое время Наталку па Азов везти, давай лучше вещи какие получше собирать начинай…
Кузьминична хоть и ворчала па Татьяну, но верила ей и очень переживала за мое здоровье. Она вечерами вязала мне теплые носки, а Татьяна втайне от всех шила распашонки и чепчики. Всем я прибавила забот.
К отъезду на Азовское море все было готово: я была уже на шестом месяце, и скрывать становилось все труднее. Я очень хотела увидеться с Данилой перед отъездом, но Татьяна была неумолима. Она не отпускала меня пи на шаг, а если отлучалась сама, то строго-настрого наказывала Петру глаз с меня не спускать. Путь нам предстоял не то чтобы дальний, но хлопотный — па Ейский лиман на Азовском маре, где жила Евдохииа двоюродная сестра. Была она замужем за рыбаком, имела двоих детей и, по рассказам, была доброй женщиной. Я па доброту ее особенно надеялась, хоть и знала, что к таким гуленам, как я, не больно-то велико уважение.
— Что ты глупости говоришь, — ворчала она на невестку, — девка как цветочек лазоревый стала, поправилась, румяная вон какая ходит, а ты — чахотка, чахотка.
— Эх, ты, старая, — не сдавалась моя наперсница, — это у чахоточных завсегда так — сначала румянец, а потом, как кровь горлом пойдет, поздно будет. Пора, самое время Наталку па Азов везти, давай лучше вещи какие получше собирать начинай…
Кузьминична хоть и ворчала па Татьяну, но верила ей и очень переживала за мое здоровье. Она вечерами вязала мне теплые носки, а Татьяна втайне от всех шила распашонки и чепчики. Всем я прибавила забот.
К отъезду на Азовское море все было готово: я была уже на шестом месяце, и скрывать становилось все труднее. Я очень хотела увидеться с Данилой перед отъездом, но Татьяна была неумолима. Она не отпускала меня пи на шаг, а если отлучалась сама, то строго-настрого наказывала Петру глаз с меня не спускать. Путь нам предстоял не то чтобы дальний, но хлопотный — па Ейский лиман на Азовском маре, где жила Евдохииа двоюродная сестра. Была она замужем за рыбаком, имела двоих детей и, по рассказам, была доброй женщиной. Я па доброту ее особенно надеялась, хоть и знала, что к таким гуленам, как я, не больно-то велико уважение.